Плененная - Сильвия Мерседес

– Мое, – поправляю я. – И вы устроили тут бардак. Ты разве не знаешь, что устраивать в чужих комнатах бардак нехорошо? И портить чужие вещи тоже нехорошо, – добавляю я, потянув вниз кокон с моим корсетом.

Я все еще пытаюсь расплести его, когда в комнату заходит Лир с большим блюдом в руках.

– Что это? – торопеет она и, обведя взглядом комнату, кричит детям: – Хоркнут вигука губдагок?

– Коркор! Коркор! – вскакивает Сис и кружится, хлопая в ладоши. – Мой губдагог!

– Ты понимаешь, что здесь происходит, Лир? – спрашиваю я, разрывая на своем корсете особенно упрямый узел.

– Ох, госпожа! – драматично вздыхает Лир, ловко отмахиваясь от троллят, прыгающих вокруг нее в попытке достать до блюда и рычащих, как стайка голодных щенков. – Похоже, дети пытались – и это печально – сделать губдагог.

– Это я поняла. – Я снова дергаю за нить и слышу удручающий треск. – Но что такое, скажи мне на милость, этот ваш губда-как-его там?

Лир хмурится.

– На вашем языке это что-то вроде… клубка?

У меня вырывается смешок.

– Похоже на то! Но ты хоть понимаешь, зачем они сотворили это с моей комнатой?

– Дети так делают иногда.

Лир ставит блюдо с ужином на стол и вырыкивает что-то мальчикам. Ее рыканье творит чудеса, поскольку троица быстренько усаживается в рядок на полу. Троллята смотрят на Лир округлившимися глазами, раздувая ноздри и принюхиваясь к доносящимся из-под крышки на блюде ароматам. Присоединившаяся к ним Сис выглядит невероятно миниатюрной и изящной рядом со своими камнеподобными братцами.

– Большинство детей пробуют сделать губдагог, – объясняет Лир, расставляя тарелки. – Я тоже пыталась… давным-давно, в детстве. Но такой огромный – никогда, – добавляет она, глядя на нити, висящие между сталактитами и забившиеся в лампы над головой.

– Но что это? – так и не понимаю я. – Смысл в этом есть?

– Не знаю. – Подумав, пожимает плечами Лир. – Знаю только, что это – губдагог. И его делают дети троллей.

Она накладывает еду на тарелки, и дети с радостью набрасываются на нее. Я продолжаю снимать с вещей нити, распутывать предметы одежды и собирать куски разбитого камня. Чтобы где-то набрать их, дети, наверное, довольно далеко удалились от моей комнаты. Надеюсь, троллят не заметили разгуливающих по дворцу. Думаю, капитан Кхас уже знает о том, что малыши прячутся у меня в комнате, и просто закрывает на это глаза.

– Как скоро закончится священный цикл, Лир? – спрашиваю я, забеспокоившись. – Я хочу поговорить со жрецами как можно скорее.

– Не раньше Хугаг, – отвечает Лир.

– Не знаю, что это значит, – снова недоумеваю я.

– Хугаг – ночь Великого Полета. Она прекрасна! – улыбается Лир. – Это единственная ночь в году, когда луна поднимается на самую вершину неба и хугагуг – священные мотыльки – высвобождаются из своих коконов и улетают. Вся Веспра празднует Хугаг. Будут песни и пляски… песни и пляски троллей, конечно же. Вам, возможно, они таковыми не покажутся. Во дворце все присоединяются к празднованию. Дивное время.

Я киваю, понимая воодушевление Лир, но ответ на свой вопрос я так и не получила.

– Ясно. Но когда будет эта особенная ночь?

– Через три дня, госпожа.

Она собирается продолжить, но Сис хватает ее за юбку, требуя новой порции еды. Лир отвечает ей по-тролльи, Сис повышает голос, а я бросаю попытки добиться внятных ответов на свои вопросы.

«Три дня, – размышляю я, выпутывая еще одну туфлю из комка ниток. – Три дня до возможной встречи со жрецами. А значит, до очередного путешествия в Нижний город… Перспектива не из приятных».

Я оглядываю счастливых детей, роняющих, разбрызгивающих и разливающих еду и напитки – жуткое зрелище. Губы сами собой расплываются в улыбке. Если я найду способ сделать так, чтобы троллята были в безопасности, это будет стоить того.

Но что, если жрецы не дадут своего разрешения?

– Тогда придумаю что-нибудь еще, – говорю себе под нос и дергаю вниз клок спутанных нитей. Он падает мне на голову белой паутиной. – Губдагог, – вырывается у меня на манер ругательства.

Глава 22

– Ты выглядишь усталой, мама, – отрывает меня от работы голос Микаэля.

Я сижу на корточках у стеллажа, расставляя книги на нижней полке. Микаэль занимается тем же самым на верхних полках, сидя на ступеньке стремянки. Зажав локтем перекладину, чтобы не упасть, он разворачивается в сторону ближайшей винтовой лестницы.

Нэлл останавливается, держась за перила тонкой рукой. На ее пальцах резко выделяются побелевшие костяшки. На плечах – неизменный компаньон, синяя виверна. Одним крылом та хлопает Нэлл по лицу. Раздраженно отпихнув виверну в сторону, Нэлл отвечает сыну слабой улыбкой.

– Я на самом деле устала и не отрицаю этого.

– Привязка была сложной?

Нэлл хмыкает.

– Возможно. А может быть, она тяжело далась, потому что я старею.

Микаэль тихо смеется, и не без причины. Нэлл стара – ей добрых триста лет с хвостиком, – но здесь, в Эледрии, возраст чувствует лишь тот, кто сам того хочет. При желании тут можно жить как нестареющий фейри. Микаэль говорил, что Нэлл внешне состарилась год назад, после смерти мужа… Но даже если так, я никогда не видела, чтобы она вела себя как старушка.

– Ты сегодня занималась привязкой Дылды? – с легким интересом спрашивает Микаэль. – Или Королевой с восемью коронами? В последнее время она стала очень беспокойной.

– Нет, я переписывала заклинание Безглазой Женщины.

Наступает тишина. И чувствуется напряжение, которого не было секундой раньше. Я перевожу взгляд с Микаэля на Нэлл и обратно. Они смотрят куда угодно, но не друг на друга и не на меня. Микаэль вдруг сильно заинтересовывается собственными ногтями.

– Мне казалось, заклинание Безглазой продержится еще пару недель, – нарушает он неловкое молчание.

Нэлл качает головой.

– Оно разрушалось быстрее, чем мне бы того хотелось. Я не уверена, но у меня ощущение, будто кто-то в него влез.

– Влез? – пораженно переспрашиваю я, опустившись на колени. – Кто-то влез в заклинание одного из сильнейших рейфов?

– Похоже на то, – отвечает Нэлл, опять же не глядя на меня.

– Но кто бы мог это сделать? – На ум приходит неприятная мысль. – Это… это ведь не Вербена?

Нэлл закатывает глаза.

– Учитывая то, что она заперта в западной башне, – вряд ли. – Она внезапно впивается в меня пронзительным взглядом. – У меня сложилось впечатление, что книгу читал тот, кто не вполне понимал, чем нам всем это грозит. Тебе об этом ничего не известно?

Снова повисает тягостное молчание. У меня учащается пульс. Несколько недель назад я самовольно спустилась на тринадцатый этаж и попыталась прочитать гримуар