Слуга Государев 2. Наставник - Денис Старый

ухмылку от царицы Натальи Кирилловны и поняли, что к чему. По всему видно, что мать подучила своего сына, и он теперь говорит словами Натальи Кирилловны. Звоночек не в пользу матери царя. Так могут подумать, что она слишком на себя берет.

— Следует учинить следствие, — минут десять молчавший и наблюдавший спектакль, Матвеев решился встрять в разговор двух грозных женщин.

— Всех Милославских под нож! — поддержал свою сестру Афанасий Кириллович Нарышкин.

Многие скривились. Афанасий Нарышкин брал точно ношу не по себе. Начинал выступать там, где и бояре опасались говорить.

— Хватит кровь проливать! Особливо царскую кровь не дозволю пускать! — прорычал патриарх.

— Бум! — это владыка ударил своим массивным посохом о пол.

— Отчего, царевна, ты одна пришла? Где дядька твой Иван Милославский? — болезненно проскрипел Кирилл Полиэктович Нарышкин.

У старшего по возрасту из Нарышкиных во время штурма разболелось сердце, многие болезни терзали его тело. Сейчас и в груди жгло, и ноги свинцом наливались, ещё и живот разболелся. Но он решил, что должен присутствовать на собрании, где участь Софьи Алексеевны будет решаться.

На вопрос о том, где Иван Андреевич Милославский, Софья Алексеевна не ответила. Её дядька прикинулся смертельно больным. Тут, когда они только подошли к столу, Иван Милославский словно бы без памяти упал. Его оттащили, но не в холодную, где ему и место, а в царские палаты.

Царевна прекрасно понимала: дядька окончательно струсил. Он только лишь прикинулся больным, чтобы не держать ответ. Наверное, посчитал, что к смертельно больному человеку найдётся снисхождение. Зря… Здоровый еще может за себя постоять перед зверем, а хворого все едино сожрут.

А всех присутствующих Софья Алексеевна считала зверьем. Кого даже злым медведем, как Григория Ромодановского, кого хитрым тигром, как Матвеева. Наталья Кирилловна — эта волчица. А вот, к примеру, Афанасий Нарышкин — этот… крыса.

Оглядев всех своим грозным, с хмурыми бровями, взглядом, царевна начала говорить:

— Когда всё началось, я пребывала в Новодевичьем монастыре! Разве ж вы не видели те подмётные письма, кои бросали мы бунтовщикам? — оправдывалась Софья. — И я собрала сотенных и полковников из бунтовщиков и говорила с ними, дабы сложили они ружья свои. И согласные были они. И пошли за мной. Но токмо на Красной площади уже было пролито много крови.

Эти аргументы являлись главной опорой в деле защиты и оправдания Софьи Алексеевны. Однако не только на это надеялась царевна.

Трое главных бояр, из тех, которые чуть было не получили полноту власти во время бунта, — Матвеев, Языков и Ромодановский, — морщились едва ли не от любых слов, какие бы ни произносили Нарышкины. Так что нет, уж верно нет, единства в стане победителей.

И теперь Софья Алексеевна, поглядывая на происходящее и, чувствуя некую брезгливость по отношению к Нарышкиным от всех присутствующих, подумала, что при подготовке к бунту она плохо сработала. Ставить на Хованского и Толстых было опрометчиво. А родственники Милославские только в начале бунта проявляли себя. А как почуяли, что дело пахнет их же жаренными телами, кто куда, но подальше от Москвы подались.

А можно было пробовать переманить на свою сторону Ромодановского, следом за ним пошёл бы обязательно и Языков. Матвеев, конечно, под вопросом. Да его и не было, когда бунт готовился. Но даже такая мощная фигура, как Артамон Сергеевич Матвеев, вряд ли бы смогла что-то изменить. Ведь Нарышкины — не бойцы.

— Вот и следствие учиним, — сказала Софья Алексеевна, акцентируя на последнем слове.

Матвеев рассмеялся.

— Чего, тебя, царевна, да ещё и бабу, до следствия привлекать? Как ты, али же твои полюбовники, следствие вести станут, коли сами замешаны в том деле? — сказал Матвеев.

Знал он, что хоть так, хоть эдак, а Нарышкиных нужно от власти двигать подальше. Это пока что они ещё были союзниками. А сейчас, как видел Матвеев, может быть, кроме самой царевны, ещё помнящей добро Матвеева, иные Нарышкины стали изрядно строптивыми.

Однако кто же может? Не хватает… очень не хватает того человека, который бы смог провести следствие. Кого нельзя однозначно назвать ни человеком Матвеева, ни человеком Ромодановского, и уж тем более Софьи Алексеевны.

Того, кто по-над глянет, орлиным взором.

— А что, коли доверить следствие полковнику Стрельчину? — задумчиво сказал Матвеев.

— Безродному татю? Его и вовсе гнать с Кремля повинно! — выкрикнул Афанасий Кириллович.

Ромодановский же переглянулся с Матвеевым. Артамон Сергеевич всем своим видом показывал, что недоволен этим ярым выкриком самого богатого из Нарышкиных. Скорее всего, и самого вороватого. Чем больше кричать будет, тем крепче сцепка окажется у других бояр.

Ещё до начала разбирательств с Софьей Алексеевной триумвират бояр по инициативе Матвеева всё-таки собрался и быстро договорился об общей стратегии поведения. Матвеев даже без намёков, прямо и решительно заявлял, что с Нарышкиными нужно что-то решать. Оставлять их у власти в том виде, что сейчас, после победы над бунтовщиками, нельзя.

И пусть на той короткой встрече и не прозвучало, что всего лишь двух из Нарышкиных если убрать, так и остальные присмиреют, и тех можно приставить к каким-нибудь должностям, и не дёргать. Прямо говорить об убийстве не мог даже входящий в силу Матвеев.

Эти двое — старик Кирилл Нарышкин и один из его сыновей, Афанасий. Ну а Наталья Кирилловна вполне лояльна и к Матвееву. А ещё она сильно во власть не рвётся. Ругается сейчас с Софьей Алексеевной только потому, что сына своего защищает.

И как именно избавиться от этих двух людей, да чтобы сильно не запятнать себя, Матвеев уже знал. Мало того, Кирилл Полиектович Нарышкин уже получил небольшую дозу мышьяка. Не смертельную, но могущую сильно подорвать и без того шаткое здоровье старого человека.

А вот Афанасия Кирилловича…

— Я тако жe за то, кабы полковник Стрельчин следствие учинил, — искренне, без долгих о том раздумий поддержал Матвеева Григорий Григорьевич Ромодановский.

Тут же высказался Языков:

— И я за то!

Посмотрев в сторону своего родственника, болезненным, чуть ли не умирающим голосом прохрипел Иван Юрьевич Ромодановский:

— И я.

Посыпались и другие ответы. Кирилл Полиэктович Нарышкин кивнул своим сыновьям, и те также согласились. Воздержался лишь Афанасий Кириллович.

У Ромодановских была своя причина проголосовать за полковника Стрельчина. Что такое честь и достоинство — для двух этих людей было понятно. Иван Юрьевич должен был благодарен быть полковнику Первого стрелецкого приказа уже даже за спасение своей жизни. И оба родственника были благодарны