Слуга Государев 2. Наставник - Денис Старый

Ромодановский чертыхнулся. Убили, значит, Стрельчина.

На месте повернувшись, воевода направился, почти что и полетел, в сторону Красного крыльца. Именно там должны находиться все бояре, что укрылись в Кремле. Ромодановский шел твёрдым, резким шагом, только что сабли не хватало в руках. С таким видом и с такой решимостью сабля смотрелась бы правильно. Но пока только руки князя были сжаты в кулаки.

Когда Стрельчин попросил бояр удалиться и не мешать вести бой, они, конечно же, этого не сделали. Только увещеваниями самого Ромодановского бояре не стали мешать сражению.

— Что, бояре, кто приказал убить полковника? — не проговорил, а прогремел Ромодановский, как только приблизился к сидящим на скамьях за столом бояр.

— Какого ж это полковника? — спросил Артамон Сергеевич Матвеев.

— Стрельчина, наставника государя! — ответил Григорий Григорьевич.

Матвеев покачал головой. И даже шапку снял.

— Жаль его. Знатный полковник то был, — сказал Матвеев.

Тон Артамона Сергеевича был грустным, но без удивления — всё же сражение, бой, война. Казалось, что он даже расстроился. Вот только все знали, что Матвеев таков, что способен и показывать, чего на самом деле не чувствует.

— А с чего его жалеть? Дело сделал своё, неча по царским палатам шастать! — зло выплюнул, тряся длинной бородой, Афанасий Кириллович. — Тать он! Награбил добра… не лучше воров бунташных.

— Не вор он! — выкрикнул Пётр Алексеевич.

Царь стоял на Красном крыльце, на самом верху. Государь грозно смотрел на тех дворян полка иноземного строя, которые были ему представлены для охраны. Старательно опуская глаза в пол, воины всё равно не пускали Петра Алексеевича.

— Руки поотрубаю, коли продолжите держать меня! — грозился царственный мальчишка.

— И двух дней не минуло, а государь уже грудью встаёт на защиту полковника того, — покачал головой Кирилл Полиэктович Нарышкин.

Артамон Сергеевич Матвеев смотрел на бояр, но больше всех на Григория Григорьевича Ромодановского. Странное дело… Князь, воевода, словно девица, поддался на чары полковника Стрельчина.

Почему-то Матвеев не воспринимал новости о смерти наставника государя. Было нечто, что мешало Артамону Сергеевичу поверить. А ведь могло быть так, что звезда полковника резко загорелась, чтобы ещё более неожиданно потухнуть и упасть.

Неужели сработал примитивный, наивный и неподготовленный план ликвидации полковника?

— А убеждён ли ты, Григорий Григорьевич, что полковник Стрельчин убит? — с задумчивым видом спросил Матвеев.

* * *

— Ну, будет тебе! Вставай ужо! — говорил дядька Никанор.

— И выспаться не дадут человеку честному! — бурчал я, приподнимаясь и усаживаясь на лавку.

Рёбра побаливали. По ощущениям — так и разрезанный, и не успевший окончательно зажить бок саднил кровью. А ещё — это разбитое состояние, когда поспал не более получаса, а до этого чуть ли не сутки на ногах, и ни минуты покоя.

— Спаси Христос, дядька Никанор, что убедил меня кирасу под кафтан надеть! — сказал я, привстал, хоть и чувствовал себя неважно, но поклон Никанору всё ж отвесил должный.

И пусть это я сам вслух рассуждал перед боем, нужна ли мне кираса, тяжёлая нагрудная пластина, и между комфортом и безопасностью склонялся всё-таки ко второму, но именно дядька в тот же миг принялся так рьяно настаивать, что уж никуда было не деться.

Кираса была польской, отлично выделанной и относительно лёгкой. Не так чтобы сильно она сковывала мои движения. Но взопрел, пряча её под кафтаном, это да.

— Так кто ж в меня стрелял? — спросил я, ощупывая свой затылок.

Вот даже и не сразу вспомнил, что именно из-за того, что ударился головой о камень, я и отключился. Шишка теперь была знатная.

Был бы я женатым человеком, точно мог бы подумать, что, пока я воюю, жена мне изменяет. Уж больно эта самая шишка напоминала прорывающийся из черепа рог. Или я превращаюсь в единорога?

Приложился я нехило, если такие мысли приходят в голову, даже в виде шутки. Но череп на ощупь цел, и это радует. А вот то, что подташнивает и кружится голова — огорчает. Сотрясение мозга — опасная штука.

— А ты, дядька Никанор, скор на ум и решения! — похвалил я крёстного отца.

И вправду восхитился тем, как быстро он принял очень нестандартное, но правильное решение.

Когда я только очнулся, надо мной уже нависал Никанор. Он выступал в роли человека, от которого ждали освидетельствования и подтверждения моей смерти.

— Не шевелись! — прошептал мне дядька.

А я-то и не думал даже не о том, чтобы шевелиться, дайте глаза открыть — голова не соображала от слова совсем. Но намёк его понял и стон сдержал. А уж сколько-то полежав, после того, как меня перенесли в какое-то помещение, я понял, насколько же грамотно и хитро поступил Никанор.

Нечто похожее я мог бы и сам провернуть. И говорил дядьке, когда мы встретились за пару часов до начала сражения, что в моём случае необходимо поступать нелинейно, неожиданно.

— Где тот стрелок? — спросил я, размышляя о том, не противопоказаны ли мне квас да мясо при сотрясении мозга.

Но пить захотелось так сильно, что ковыряться в голове, выискивая оттуда медицинские знания, я уже и не стал.

— А убийцу приказал князь Ромодановский в холодную закрыть. А ещё сдаётся мне, что самого воеводу Ромодановского в расчёт, кто проплатил твоё забойство, брать не стоит, — и едва я вопрошающе посмотрел на дядьку, тот объяснил: — Уж как опечалился князь по тебе, то поверил я в его печаль. А вот Матвееву ни на грош не поверил. Да и другим веры у меня нет.

Дядька Никанор смотрел на меня с каким-то отцовским чувством. С неподдельной теплотой. Недаром, что отец он мне крёстный.

— Больше же других смерти твоей возрадовались Нарышкины. Государь — тот печалиться изволил, — закончил дядька.

— Ах ты. То не есть добре, что государь прознал. Лучше было бы, ежели б он сперва узнал, что я живой, а уже после — что мог быть мёртвым, — покачал я головой.

Когда меня принесли в небольшое помещение, что-то вроде времянки для отдыха кремлёвских стражников, нужно было в обязательном порядке «проиграть» мою якобы смерть.

Мне пришлось долго объяснять крёстному отцу, что люди обязательно будут говорить обо мне, если только я умру. И людей этих обязательно нужно слушать. Не могло такого быть, чтобы у злорадников