Слуга Государев 2. Наставник - Денис Старый

Всегда надо смотреть, кому дело выгодно. И все мысли сходились на том, что больше других я дорогу должен был перейти именно Ромодановскому.

Ведь это он, воевода, должен был руководить всеми войсками при отражении приступа бунтовщиков. И, скорее всего, Ромодановский не стал забирать у меня командование лишь только потому, что предположил, — и правильно сделал, — что пойдут стрельцы за мной… Только лишь за мной. За моими обещаниями, за моими словами, за моими поступками. А не случись меня — то могли бы и на другую сторону противостояния встать.

И я-то точно знаю, что если бы не я, то перевес был бы на стороне стрельцов. Такой перевес, что у государя и вовсе не оставалось бы защитников. Как же распирало меня рассказать об этом боярам и самому государю. Знай они современную мне историю — наверняка бы прониклись всем тем, что я сделал для сохранения власти Петра Алексеевича.

— Пойди до лекарей, — оторвавшись от бурной дискуссии, ко мне подошёл Ромодановский. — Нынче же ни за что не беспокойся, Егор Иванович. Как бы ни было, я на твоей стороне. И придёт в себя тот убивец — так лично с него спрошу. Если кто-то не ведает, не уразумел, сколь великое дело ты сотворил, то я сие понял.

Он кивнул мне ободряюще, явно опасаясь хлопать раненого по плечу, глянул на дежурившего неподалеку Прошку — мол, береги как зеницу ока — и вернулся к столу и к обсуждению.

Я ещё с полминуты постоял, словно истукан, статуя, которую никто не замечает. Ещё больше разозлился на Софью Алексеевну, которая резко и бесповоротно перебила всю информационную повестку.

Может, и не всю. В тех войсках, что ныне ликуют от победы, наверняка будут больше говорить обо мне, чем о Софье Алексеевне.

На самом деле стрельцы не столь и заинтересованы в политике, как это может показаться, раз затеяли бунт или же противостоят ему. Скорее, пошли они за выгодой да от растерянности.

А уж то, что там будет с Софьей Алексеевной, посадят ли на кол Василия Васильевича Голицына, четвертуют ли братьев Толстых… Это всё вторично. Скорее всего, тем стрельцам да рейтарам, воинам полков иноземного строя, уж тем более немецкому ополчению или боевым боярским холопам, внутрибоярские и внутрисемейные царские разборки день за днём всё более постылы.

Ведь ясно, что Пётр Алексеевич остаётся у власти. Понятно, что кровь царская пролиться не должна, а значит, Софью Алексеевну казнить не будут. Ну а кто таков для них Василий Голицын?

Так что, когда я шёл в Гостиный терем, за мной выстраивалась целая процессия из десятников да сотников. Словно собрались похоронную процессию, да вот только я не умер.

Но я выкинул из головы тёмные мысли, давая возможность появиться мыслям другим. Это же триумф! Тот самый, наподобие древнеримских. И он стихийный, оттого искренний.

— Что рейтары? Право моё приказывать не оспаривают? — спросил я у Никанора.

Дядька чего-то посмотрел мне за спину. Там, грозно ступая и крутя головой в разные стороны, был Гора.

— Признали они твоё право. Как есть, на некий час, но признали. Тут уже, как дело пойдёт, — серьёзно, хорошо подумав, отвечал мне Никанор.

Я взошёл на небольшое крыльцо Гостиного терема. Развернулся к людям. Понятно, что должен был что-то им сказать. Не столько пафосное, сколько… человеческое.

— Спаси вас всех Христос! — сказал я и поклонился молчавшим и взиравшим на меня людям. — Впереди у нас много свершений. И коли строгими будем к себе, к своей вере, а своему царю и отечеству верными, то воздастся нам и величием России, и прибытком — в наших кошелях и в наших семьях.

Полное молчание. Нет, они не недоумевали — они ждали, что ещё я скажу Такой благодарной аудитории я ещё в своей жизни не встречал. Между тем, мне было не так легко и говорить, да и речей долгих разводить не хотелось. И всё же я решил чуть продолжить:

— Как сложится всё далее, я не ведаю. Ведать о грядущем — то лишь только Господу Богу дано. Но буду молиться за вас, буду просить за вас перед боярами, кабы открыли они сундуки да тремя десятью рублями пожаловали вас за службу верную и за кровь пролитую.

И я ведь говорил из самого сердца. Но зашумели да затопали все, радуясь, тогда, когда я упомянул выплаты.

А с другой стороны, может, и не в деньгах честь и счастье — но только ими можно оплатить и стол, и дом, и тужурку.

Ещё раз поклонившись, я развернулся и пошёл в свою комнату. День, может быть, два, но нужно отлежаться. Великое дело сделано. Бунт подавлен. И, возможно, именно для этого какие-то неведомые силы меня послали в 1682 год.

Понятно мне и другое — понятно, хотя и удивительно. У меня словно была чётко рассчитанная «квота» силы. И расчёт этот был на подавление бунта.

Я до сей поры будто бы и не замечал, что ношу рану, что рёбра побаливают, а сейчас ещё и новая убыль — сотрясение головы. И уж только теперь необычайная, жуткая усталость навалилась.

Зайдя в свою спальню, я увидел зарёванную, с краснющими глазами Анну. Слёзы катились по её щекам, но она улыбалась, глядя на меня.

— Аннушка, я спать! Не будить! При пожаре выносить первым, как главную ценность!

Не поняв моего шутливого тона, девушка со всей серьёзностью и решительностью кивала головой.

От автора:

✅ Очнулся в Смуту. Немцы, татары, поляки и прочие лиходеи бьются за трон.

Все хотят своего царя. А какой нужен Родине? Ответ знаю только я. Мне и решать!

✅ 1-й том со скидкой: https://author.today/reader/464355/4328843

Глава 17

Москва

15 мая 1682 года

— Не верю! Как есть не верю! — кричала царица Наталья Кирилловна, словно бы меча молнии из глаз в сторону Софьи Алексеевны.

Царевна Софья отвечала не менее жёстким взглядом. Впервые на Руси за долгое время бранились женщины, а мужчины молчали в растерянности. И так вышло, что Наталья Кирилловна эмоционально, как недоступно для собравшихся мужчин, выражала общую позицию.

— Казнить! Голову с плеч, и поделом! — мальчишеским голосом взвизгнул Пётр Алексеевич.

Бояре дружно посмотрели в сторону царя. А потом большинство из них заметили одобрительную