Где распускается алоцвет - Софья Валерьевна Ролдугина

Иногда за спиной начинали мерещиться шаги, но, когда Алька плюнула через плечо, они стихли. Подлесок редел, редел, пока лес не сделался совершенно прозрачным, но видимости это особо не прибавило – луч от фонаря словно бы рассеивался в негустом тумане. По земле теперь стелился мох, появились папоротники – бледно-зелёные, с тугими ростками-улитками в рыжеватом ворсе, как по весне. Стволы сосен в свете фонаря казались красными, и запах хвои почти не ощущался, зато отчётливо веяло чем-то затхлым.

А потом впереди вырос курган – внезапно, словно выскочил из темноты, как грабитель.

– Вот и он, – чуть осипшим голосом произнёс Дрёма. И оглянулся через плечо. – Алика, прошу прощения, но я обязан вас спросить: вы не передумали? Если что, не поздно вернуться к Сэлэнгэ в машину и подождать там, я провожу.

Алька задрала голову. Небо прояснилось, но не было видно ни одной звезды, просто равномерная чернота с синеватым отливом, как птичье перо. Кроны сосен застыли в неподвижности; корявые ветки – словно неровные стежки. От земли тянуло холодом, пробирающим до самого нутра.

«Когда появлялся Костяной, тоже становилось зябко», – подумалось вдруг.

Было страшно, конечно. Но не настолько, чтоб развернуться и убежать, а как раз чтоб перехватить кочергу поудобнее и начать пристально вглядываться в лес.

– Я пойду с вами, – твёрдо сказала она.

Дрёма помолчал, опустив глаза, а потом вдруг уставился в упор:

– С тобой.

– Что?..

– С тобой, – повторил он упрямо. И улыбнулся, верней, попытался; уголки губ у него дрогнули, но улыбки в итоге так и не вышло. – Давай на «ты». Ну, если ты сама… если вы не против.

Нитка-оберег на запястье нагрелась вдруг, и Алька машинально накрыла её ладонью, словно успокаивая большого зверя: тише, тише.

«Меня это напрягает, – поняла она вдруг. – А почему? Потому что он в сыске работает? Вроде нет. Потому что он симпатичный мужчина, а мне нравится Айти? Ерунда какая… Потому что он колдун?»

Это ощущалось ближе всего к правде. Отношений Алька не то чтоб избегала нарочно, просто было как-то не до них: то текст сдавать в редакцию надо, то аврал, то в столице комендантский час… После маминых похорон – тем более.

А сейчас…

Она ведь нравилась Дрёме, он сам сказал – и теперь сближался с настойчивостью и грациозностью бульдозера.

«…будто загоняет меня в угол».

Алька уловила эту мысль – и сама на себя рассердилась.

– Давай, – решительно ответила она, протягивая ему ладонь для символического рукопожатия. Дрёма ответил с таким энтузиазмом, что пальцы заболели. – А то как чужие.

– А мы не чужие? – расцвёл он улыбкой. – Так, стоп, не отвечай, а то я или слишком обрадуюсь, или расстроюсь. Сейчас нельзя, у нас работа. В общем, иди за мной след в след, больше чем на три шага не отставай. Если хоть померещится что-то подозрительное – сразу говори.

Алька почему-то думала, что они начнут карабкаться вверх, но Дрёму понесло куда-то вправо, в обход кургана, благо подлеска почти не было. Поначалу это ничем не отличалось от прогулки по просеке, разве что под ногами не суглинок скользил, а похрустывали сосновые иголочки, сухие и словно бы подмёрзшие. Потом стало покалывать уши, изо рта начали вырываться облачка пара.

– Как-то очень похолодало, – пробормотала Алька, сгибая и разгибая пальцы; слушались они с трудом, она пожалела, что не раздобыла в городе перчатки. – Дрёма, слушай, а это нормально? Вроде заморозков не было, и… Погоди, мы идём противосолонь? – дошло до неё вдруг.

– Да, и проделали уже половину пути, – усмехнулся он жутковато и оглянулся через плечо; глаза даже в полумраке казались очень-очень яркими, хотя и не сияли сами по себе, как у Айти. – Ты думаешь, как открывают курганы? Как призывают нечисть? Да вот так – делают всё наоборот, наперекор приметам и запретам. Когда я охотился на моровых дев, то попросту проклял сам себя, – добавил он, отворачиваясь. – Обсыпался кладбищенской землёй, пожелал себе под забором подохнуть и дальше по списку.

У Альки мурашки пробежали, и вовсе не от холода.

– И не страшно было?

– Ну, как сказать… Некоторые вещи приходится делать несмотря на страх. А кто ещё? – дёрнул он плечом неопределённо. – Я не то чтобы какой-то герой, и мне в целом нравится моя работа. Я любопытный. Мне часто интересно, сработает это вообще или нет, а когда интересно, то подключается азарт и всё такое. А ты что чувствуешь, когда надо навалять какой-нибудь поганой нечисти? – спросил он легкомысленно… и внезапно сделал резкое движение рукой вбок, складывая пальцы вилкой, словно ткнул в кого-то. Лозы орешника покачнулись со странным звуком, точно большая птица взбила крыльями воздух, и всё стихло. – Не обращай внимания, там шишига пялилась, это ерунда.

«Надо же, – подумала Алька, пошарив лучом фонаря по подлеску. – А я и не заметила…»

А вслух ответила:

– Наверное, злюсь. На ночницу рассердилась очень, что она так Даринку мучила… На Костяного тоже. Вот что он полез, когда я только из ванны, даже одеться не успела?

– Жаль, меня не было рядом, когда он атаковал, – откликнулся Дрёма мечтательно. Прозвучало это двусмысленно. – Впрочем, может, и будет ещё шанс. Но вообще замечательно же! Дважды прогнать Костяного, как нашкодившего кота мокрой тряпкой, – это надо умудриться. С таким послужным списком можно в сыск даже без специального образования!

– Ну прям уж, – засмущалась Алька, прижимая кочергу под мышкой: пальцы слишком мёрзли, чтобы держать её в руках постоянно… А ещё было немного стыдно, ведь в первый раз всё получилось случайно, а во второй Костяного прогнал Айти.

«Я самозванка, – подумала она с раскаянием. – Дрёма меня, наверное, переоценивает… А что, если из-за меня сейчас что-то пойдёт не так? Вон я даже шишигу не заметила».

Впрочем, почти сразу она поправила себя: даже если б и заметила, прогонять бы не стала, потому что сидит себе шишига и сидит, не пакостничает – и ладно. В Краснолесье, как и во многих деревнях, с нечистью предпочитали дружить.

Но вскоре с теоретическими рассуждениями пришлось закончить.

В какой-то момент воздух вдруг сделался невозможно тяжёлым, вязким. Алька оглянулась – и поняла, что круг-то они как-то незаметно завершили, замкнули, и снова оказались в исходной точке. Вот только никакой просеки и накатанной колеи и в помине не было – лес и лес кругом… а курган словно стал выше.

– Хорошо, что Сэлэнгэ в машине остался, – выдохнул Дрёма. – Алика, поднимаемся. На любое подозрительное движение – смело рази кочергой. Людей здесь точно нет, ну, кроме нас, а я как-нибудь увернусь.

У неё вырвался смешок.

– А ты точно знаешь,