Господин Орлов - Redstone

агрокомплексы возникали в аргентинской пампе. Все это делалось по единым орловским стандартам, с использованием моих материалов и оборудования. Это создавало миллионы рабочих мест, поднимало уровень жизни и намертво привязывало эти страны к России, превращая их в части единого экономического и технологического пространства. Единого «Русского Мира».

Но настоящим сердцем моей Империи оставались новые города. Их число росло с каждым годом: двадцать два в Сибири, двенадцать на Урале, четырнадцать на юге — от Кубани до предгорий Кавказа. Их суммарное население уже перевалило за шестьдесят миллионов человек. Это были не просто города, это были островки будущего. Идеально спланированные, с широкими зелеными проспектами, бесшумными монорельсами вместо громыхающих трамваев, футуристическими зданиями из стекла и белого бетона. И в центре каждого такого города, в самом высоком здании, похожем одновременно на храм и на научный институт, находился источник этого процветания. Артефакт, который народная молва окрестила «Чашей Орлова» или просто «Граалем».

Я создал его как инструмент быстрой и эффективной ассимиляции и обучения населения. Простой способ автоматизировать процесс превращения неграмотного крестьянина в лояльного и квалифицированного рабочего. Но результат превзошел все ожидания. Внешне это была простая золотая чаша без единого украшения, но ее форма неуловимо напоминала изображения Святого Грааля из легенд. Процедура была проста. Новые переселенцы, прибывавшие в город, проходили медицинский осмотр, а затем их приводили в большой светлый зал, где мой доппельгангер в одеждах, напоминающих жреческие, давал каждому испить из Чаши простой воды. В этот момент магия начинала свою работу. Сложное составное заклинание, вплетенное в структуру артефакта, активировалось. Оно мягко сканировало тело, выявляя все болезни, травмы и генетические дефекты, и запускало мощнейший процесс регенерации. Хромые начинали ходить, слепые прозревали, старики чувствовали прилив молодых сил. Одновременно программа анализировала разум и, не повреждая личность, вливала в него необходимый пакет знаний: идеальную грамотность, математику, основы гигиены и ту базовую специальность, которая была нужна городу — инженера, врача, агронома. И, наконец, третья, самая важная часть программы, вносила в подсознание «закладки» глубочайшей лояльности и благодарности мне, Империи и новому миропорядку. Это была не грубая промывка мозгов, а тонкая коррекция, создающая идеальных граждан.

Я хотел автоматизации, а получил религиозный культ. Сначала поползли слухи. Потом появились первые свидетельства «чудесных исцелений». А через неделю после того, как весть о «Граале» достигла столицы, Святейший Правительствующий Синод Русской Православной Церкви после недолгого, но бурного заседания, принял историческое решение.

Я сидел в своем кабинете в центральной башне Орлов-Града. Передо мной стоял Ганс — мой главный доппельгангер-администратор, обладавший едким чувством юмора. Он молча положил на мой стол свежий номер «Церковных ведомостей» и телеграмму из Петербурга.

— Ваша Светлость, — произнес он с абсолютно невозмутимым лицом. — Примите мои поздравления. Святейший Синод только что причислил вас к лику святых. Отныне вы — Святой Благоверный Князь Александр Орлов, Чудотворец и Просветитель Земель Русских. В храмах уже заказывают ваши иконы. Рекомендую образ в парадном мундире, с Чашей в одной руке и чертежом синхрофазотрона в другой. Будет пользоваться популярностью.

Я молча смотрел на него несколько секунд. Потом медленно, с чувством, с расстановкой, опустил голову на массивную дубовую столешницу. И начал методично биться об нее лбом. Бум. Бум. Бум.

— Осторожнее, Ваша Святость, — невозмутимо продолжил Ганс. — Нимб помнете. Кстати, это уже не новость. Ватикан оказался проворнее. Папа Римский Лев XIII, да упокоит Господь его душу, даровал вам статус святого еще в 1898 году, после того как вы искоренили малярию в окрестностях Рима. Так что для католического мира вы уже три года как Santo Alessandro il Grande. Наши, как всегда, немного отстают в межконфессиональной гонке.

Я перестал биться головой и посмотрел на него тяжелым взглядом. Я хотел создать утопию порядка и разума, а создал теократию, в центре которой стоял я сам, фальшивый бог, уставший от своего собственного чуда. Перепись населения 1899 года показала, что в границах Империи проживает более 150 миллионов человек. Немыслимая цифра, учитывая, что в 1891 их было чуть больше ста. А сколько их будет в 1904 году, когда в состав вольются еще десятки миллионов азиатов и европейцев, страшно было даже представить.

На фоне этого грандиозного строительства новой цивилизации старый мир умирал. Особенно наглядно это было видно на примере Англии и ее последней союзницы, Франции. Мой агент в Лондоне прислал очередной отчет, который я читал с мрачным удовлетворением.

«…Лондон производит удручающее впечатление. Вечный смог смешался с запахом уныния. Доки на Темзе пусты, краны ржавеют. Треть мануфактур закрыта. На улицах очереди за хлебом, который теперь поставляется из России. Аристократия втихую распродает фамильные ценности, чтобы оплатить счета за электричество. Эмиграция приобрела характер национального бегства. Люди бегут куда угодно: в Америку, в Австралию, но самый желанный билет — на пароход до Санкт-Петербурга…»

«…Париж утратил свой блеск. Это больше не город света, а город теней. Политический хаос, бесконечные забастовки. Художники на Монмартре вместо прекрасных дам рисуют изможденные лица рабочих. Лувр распродает полотна второго ряда, чтобы пополнить казну. Французский язык перестал быть языком дипломатии, его место занял русский…»

Соединенные Штаты Америки были единственной страной, которая пыталась составить конкуренцию моей Империи. Там кипела жизнь. В Нью-Йорке и Чикаго росли небоскребы, заводы работали в три смены, а предприимчивые дельцы сколачивали огромные состояния. Но это была другая модель развития. Дикая, хаотичная, основанная на жесточайшей эксплуатации и социальном неравенстве. Они пытались догнать. Но они использовали паровую машину, когда у меня уже был ядерный реактор. Они были сильны, но они безнадежно отстали.

Я отошел от стола и подошел к панорамному окну. Подо мной, до самого горизонта, раскинулся идеальный город, залитый светом. Миллионы людей жили в мире, достатке и безопасности. Они были здоровы, образованы и счастливы. И все они, от простого рабочего до императора, молились на меня. Я дал им рай на земле. Но этот рай был позолоченной клеткой, построенной на всеобъемлющем контроле и великой лжи о моей природе. И я был ее вечным, несменяемым и бесконечно одиноким стражем.

Глава 17. Небесный Рубеж

1902 год.

Время в моем новом мире текло с разной скоростью. Для миллионов моих подданных оно было размеренным и полным уверенности в завтрашнем дне. Для моих врагов оно неслось к пропасти. Для меня же оно спрессовалось в череду проектов, планов и решений, где пятилетка пролетала как один день. Мои земные дела были отлажены до уровня часового механизма. Империя работала, процветала и