Врач из будущего. Подвиг - Андрей Корнеев

— Хороший признак, — с некоторым облегчением произнес Неговский, подойдя к ним. Его лицо, всегда сосредоточенное, сейчас выражало усталую удовлетворенность. — Значит, сепсиса нет. Рана чистая, есть шанс.

— Слишком хороший признак, Владимир Александрович, — покачал головой Лев, не отрывая взгляда от бойца. — Слишком. При таком ранении, с таким объемом повреждений легочной ткани и кровопотери, организм должен реагировать. Должна быть системная воспалительная реакция. Тахикардия есть, давление низкое… а температуры нет. Ее отсутствие — это не хороший признак. Это признак чего-то другого, что-то сломалось в регуляции.

Он склонился над бойцом. Тот был в сознании, но взгляд его был мутным, заторможенным, будто он смотрел сквозь них, в какую-то свою внутреннюю пустоту. Лев легонько приоткрыл ему веко, проверяя зрачки. Реакция на свет была вялой, почти отсутствующей. Затем он положил руку под затылок бойца и попытался пассивно согнуть его шею, приблизив подбородок к груди. Он почувствовал отчетливое, пружинящее сопротивление.

— Ригидность затылочных мышц, — тихо, почти про себя, произнес Лев. — Менингеальные знаки. И зрачки… Травматический менингит. И что-то с терморегуляцией… Похоже, поврежден гипоталамус. Ударная волна, контузия… Сотрясение мозга было при поступлении?

— Легкое, — кивнул Неговский, и его лицо снова стало озабоченным. — Но на него не обратили особого внимания на фоне грудной клетки.

— Зря, — коротко бросил Лев. — Немедленно делаем спинномозговую пункцию. И готовимся к введению антибиотиков интратекально.

— Простите, Лев Борисович, но это как? — лицо Владимира Александровича изобразило полное недоумение.

— Это… — запнулся Лев, он позабыл, что такого понятия в медицине этого времени еще не было. — Это метод доставки препарата в субарахноидальное пространство, которое расположено между мозговыми оболочками и заполнено спинномозговой жидкостью. Главным преимуществом такого введения, является обход гематоэнцефалического барьера, вы же читали последние работы Жданова? Он как раз описал этот самый барьер с новой точки зрения. — как на духу выпалил Лев. Не было времени на долгие объяснения.

— Вы не перестаете удивлять, Лев Борисович, с честью понаблюдаю за вами, — кивая, ответил Неговский.

— Я делаю и рассказываю, вы запоминаете. После этого подготовьте методические материалы для предоставления в наркомздрав. Эту технику должен освоить как врач и ординатор! Для начала, нам нужна стерильность, я сейчас же закажу свободную операционную, — Лев так же заказал необходимый инструментарий, нашлась даже игла нужного размера, один из более старых прототипов Льва.

— Итак, преступим. — Лев встал на изготовку. — тут важна точность. Начнём с пациента: он лежит на боку, колени подтянуты к животу, подбородок прижат к груди. Так мы максимально раскрываем межпозвонковые промежутки. Зафиксировали позу?

— Да, всё стабильно. А почему именно такая укладка? — тут же поинтересовался Неговский.

— Потому что нам нужны чёткие анатомические ориентиры. Смотрите: ощупайте остистые отростки поясничных позвонков. Мы работаем в промежутке между L3–L4 или L4–L5, это безопаснее, чем выше. — Лев нашел нужную точку.

— Понял. А как точно найти L4? В особенности как донести это до молодых врачей? — Неговский то и дело отходил к дверям в предоперационную, что бы внести информацию в заметки.

— Проведим линию между верхними точками подвздошных гребней — она пересекает позвоночник как раз на уровне L4. Это «линия Тюффье». Так и запишите, потом мы сделаем картинки в методичку. Теперь обработка: спирт, стерильные салфетки. Затем вводим раствор совкаина подкожно, потом глубже — в связки. Ждём 2–3 минуты. Теперь берём иглу для люмбальной пункции. — Лев взял длинную игру, с подобием мандрена. — Срез направлен в сторону позвоночника. Укол делаем строго по средней линии, между остистыми отростками. Угол примерно 15° к голове

— А если сопротивление?

— Если чувствуем «провал» — мы в межостистой связке. Дальше — жёлтая связка. Тут надо чуть увеличить усилие. Второй «провал» — и мы в субарахноидальном пространстве. Вынимаем мандрен: должна появиться капля ликвора. Если нет — аккуратно поворачиваем иглу, проверяем глубину

— А если кровь?

— Значит, попали в сосуд. Вытаскиваем иглу, прижимаем, ждём 1–2 минуты, пробуем в другом промежутке. Кровь в ликворе — признак травмы, нам это не нужно. Когда ликвор пошёл, подсоединяем шприц с препаратом. Важно: вводим медленно, за 2–3 минуты. Объём — не более 5–10 мл за раз, иначе резкое изменение давления

— А сам препарат? Я видел медсестра что-то делала с флаконом. — подметил Неговский.

— Все верно, Владимир Александрович, он должен быть нагрет до 36–37 °C, холодный раствор вызывет спазм. И ещё: после введения оставляем иглу на 1–2 минуты чтобы давление выровнялось

— Что дальше?

— Вынимаем иглу, прикладываем стерильную салфетку, фиксируем. Пациент лежит 2–4 часа на животе или боку, голова опущена. Это снижает риск постпункционной головной боли. Контролируем: пульс, АД, сознание, температуру. Если появилась тошнота, рвота, неврологические симптомы — сразу сообщаем.

— А осложнения какие?

— Основные риски это: постпункционная головная боль, инфекция, гематома или повреждение нерва. Поэтому: медленно, стерильно, точно по ориентирам. Вопросы? — Лев закончил процедуру, глубоко выдохнув. И руки и голова не подкачали, вспомнив эту рутинную процедуру.

— Нет, всё ясно. Это гениально, Лев Борисович! — не скрывая восхищения, почти торжественно проговорил Неговский. — Я все записал, передам Екатерине все бумаги.

Процедура была проведена быстро и профессионально. Ликвор, который должен был быть прозрачным, как слеза, оказался мутным, опалесцирующим, и вытекал под повышенным давлением. Диагноз подтвердился. Молниеносно развившийся бактериальный менингит на фоне черепно-мозговой травмы.

Началась интенсивная, почти отчаянная терапия. Массивные дозы сульфаниламидов и крустозина вводились теперь не только внутривенно, но и непосредственно в спинномозговой канал. Это был бой на два фронта — с последствиями ранения в грудь и с невидимым, коварным врагом, пробравшимся в самую защищенную цитадель организма — центральную нервную систему. И если бы не эта странная, противоестественная нормальность температуры, эта зловещая «благополучность», они могли бы опоздать на несколько критических часов. Интуиция Льва, его способность видеть нестыковки, снова спасла жизнь.

На следующий день, ближе к полудню, в кабинет Льва, не постучавшись, ворвался Сашка. Его лицо, обычно выражавшее спокойную уверенность, сейчас было перекошено от сдерживаемой ярости.

— Лев, там этот… Чеканов! Из Горздравотдела! Явился с внезапной проверкой! Требует немедленно закрыть «грибную ферму»! Уже на одиннадцатом этаже орет на девочек-лаборанток!

Лев вздохнул, ощущая, как привычная тяжесть на плечах увеличивается еще на один груз. Он поднялся из-за стола и быстрым шагом направился к выходу. В кабинете его уже поджидал тот самый Чеканов — невысокий, пухлый мужчина, с самодовольным и непоколебимым выражением на лице.

— Товарищ Борисов, наконец-то! — начал он, не здороваясь и тыча пальцем в пространство за окном, как будто там, на одиннадцатом этаже, он видел очаг разложения. — Получил сигнал