Дипломатия Мечей - Владимир Пламенев

Птицы успели приблизиться к земле и, на высоте одного-двух метров, устроили в рядах пехоты настоящий кошмар. Они не останавливаясь летели на бойцов и рассекали их острыми, как бритва, крыльями.

Законы физики? Нет. Треклятая магия этого мира была сильнее.

Каждая из этих птиц была как клинок, сам находящий цель, сам её рассекающий и практически неуязвимый для обычных бойцов. Пушки бронетранспортёров уже не открывали огонь, чтобы не задеть своих.

Многие начали паниковать. Стреляли, попадая в своих же. Или пытались прикладами подловить птиц и сбить их к земле. Но ни те, ни другие, ничего не могли сделать…

Тогда по командам офицеров бойцы стали бросаться на землю. Ниже, чем летели птицы. И в бой вступили одарённые клана Караджич.

Ускоренные. Усиленные. Они разбились на пары и точными выстрелами замораживающих нитей, выпускаемых из рук, сбивали одну стальную птицу за другой. Нити опутывали их, замораживая за секунды. А когда птицы пытались поразить этих одарённых, те просто падали на землю, уворачиваясь от смертельных налётов.

На каждую птицу хватало по три-четыре нити, после чего они в течение нескольких секунд постепенно снижались, покрываясь ледяной коркой.

Когда птиц осталось меньше десятка, они ринулись в небо. Вслед им стреляли из всего, что только было. Но как только стальные птицы поднимались над землёй выше пяти метров, ни нити, ни прицельная стрельба уже не могла их поразить.

Часть всё же ушла.

Но это было только начало.

Бойцы гарнизона возобновили наступление, используя для ликвидации защитного барьера компактные пусковые установки. Они выстреливали небольшими ракетами, которые взрывались, при столкновении с барьером дворца и распыляли розоватую пыль.

Как только она взаимодействовала с энергетическим полем, оно слегка мерцало.

Эта пыль раздёргивала энергетическую структуру?

Через две минуты всё стало ясно.

Трещины, оставшиеся на барьере после артобстрела, стали расходиться во все стороны. Мне был неизвестен материал, который использовали в ракетах, но он явно заставлял барьер трещать, как яичную скорлупу.

Барьер разлетелся в череде вспышек.

Атака пошла на сам дворец.

И с его стороны тут же был открыт шквальный огонь из огнестрела, который поддерживался энергетическими техниками одарённых.

— Может, используем артиллерию? — осторожно спросил Караджич.

— Нет, — я покачал головой. — Нельзя.

— Почему? — он прищурился.

— Потому что это символ княжеской власти, — отрезал я. Не мог же я сказать, что если разнесём усыпальницу, то все наши планы могут пойти по одному нехорошему месту?

— Тогда придётся отступать, — произнёс Непчич. — Противник укроется в бункере княжеской семьи и мы не выкурим его оттуда сутками. А времени у нас нет, скоро здесь будет французская армия. Нет, так действовать нельзя. Мы должны выманить их основные силы, чтобы наши диверсанты захватили вражеского командира. Только это можно будет назвать победой.

Караджич скривил губы, но ничего не ответил.

А тем временем противник стал прогибаться под натиском Караджичей, союзных кланов и бойцов гарнизона. Слишком мощным был напор.

Здания, расположенные вокруг дворца и наскоро устроенные укрепления, брались штурмом. Численное превосходство и специально подготовленные штурмовые команды, позволяли захватывать опорные пункты. Но противник не сдавался без боя. Каждое помещение стоило дорого.

А потом случилось то, от чего Непчич оскалился.

Из здания дворца вынырнули несколько фигур. Быстро. Почти незаметно, как тени. Они едва попали в объективы камер.

Эти фигуры моментально пересекали поле боя и проходили позиции сражающихся сторон насквозь. Они не вступали в бой с нашими силами, лишь молча ликвидировали всех, кто попадался им под руки.

— Это за нами, — глаза Непчича налились азартом. — Теперь всё решит, кто раньше обнаружит и ликвидирует вражеских командиров, — он взглянул на меня. — Ну что, мы их или они нас? — а потом рявкнул в рацию: — Бесобой, РВИ ИХ!

Глава 23

Из коридоров послышался дребезг разбитого стекла. Сразу за ним — взрыв. Затем команды офицеров и топот сапог.

Очередной боеприпас влетел во дворец.

Но Мишель Сен-Симон даже не моргнул, неотрывно смотря на телеэкраны, куда выводилось изображение с камер на территории дворца. Он видел, что иллирийцы наступают, не считаясь с потерями. Они хотят взять дворец с наскока.

И у них вполне могло получиться.

Но зачем?

В чём смысл терять сотни, а то и тысячи солдат, если в Загреб всё равно вскоре войдут французские войска?

Чтобы показать, что они не так бессильны, как есть на самом деле?

Нет. Мишель в это не верил.

Как и в то, что его врагов возглавляют идиоты. У них определённо был план. Но какой? Какой⁈ Эта загадка заставляла его нервничать. Интуиция настойчиво зудела, заставляя обратить на ситуацию внимание.

Но на что конкретно?

Это заставляло нервничать гораздо сильнее, чем идущий снаружи бой.

— Командир! — из-за двери возник его помощник — низкорослый мулат, по имени Жан. — Противник взял внешний контур. Потеряны семь из одиннадцати огневых точек. Остальные штурмуют. Если так продолжится, то дольше часа их не удержим.

— Нам хватит, — задумчиво произнёс Мишель, держась длинными пальцами за подбородок. — Наши парни вышли?

— Вышли, — кивнул Жан. — Две минуты назад.

Значит, через полчаса вражеское командование будет вырезано под корень. Где бы оно ни скрывалось.

— Сойдёт. Через тринадцать минут отводи остальных во дворец. Все, кто останется снаружи, пусть с того света не жалуются.

— Есть! — и Жан скрылся.

А Мишель в последний раз взглянул на мониторы. Оценил обстановку.

Одним словом — тяжко. Противник не пожалел сил. Они согнали сюда всех, кого только могли. Лучшие одарённые Караджичей, пушечное мясо гарнизона, техника, артефакты. Ударный кулак сторонников Софии Зринской стачивался о «Галлию».

Мишель едва заметно изогнул губы.

Это можно было назвать хорошей работой. Соотношение потерь будет примерно десять к одному, если всё так и продолжится. Тем проще пройдёт завоевание Иллирии.

Вот только он не желал, чтобы это «стачивание» происходило за счёт его парней. Каждого из них он знал лично. Каждого из них он выбирал из десятков других кандидатов. Судьба и имя каждого были высечены в его памяти, как имена на памятной плите.

Включая тех, кто уже давно погиб.

Кого-то Мишель вытащил из притона, спасая от невыносимой гражданской жизни. Не все могут вернуться в мир, после того, как увидели грязь, сталь и огонь войны.

Кого-то — из тюрьмы, куда человек попал за то, что в приступе ярости убил двенадцать человек, мстя за убийство своего брата в пьяной потасовке.

Кого-то — из выходцев из детского дома. Выбирая бойца не по суровому прошлому, а по жёсткому взгляду и искреннего желанию показать, чего он стоит.

Кого-то — из благородных