Фантастика 2025-168 - Сергей Леонидович Орлов

Он предпочел сделать вид, что оторванная пуговица не особенно испортила картину. На самом деле китель и впрямь продолжал держать оборону и не выпускать наружу объемный живот своего владельца. Второй ряд пуговиц этому способствовал.

— Сдается мне, что вы хорошо справляетесь с этой ношей, — предположил я.

— Все так, мастер Чехов, — гордо согласился Синьков. — В городе нет беспорядков. Бродяжничеством никто не занимается. Заезжие у нас не особенно приживаются, так как бездельников мы не жалуем.

Наконец, жандарм подошел к нам и остановился в полутора метрах, позволяя рассмотреть пудру на лице, которая и придавала ей светлый оттенок. Также нас окутал густой запах мятных листьев, который так и не смог замаскировать тяжелый аромат перегара.

Синьков вынул из кармана белоснежный носовой платок и осторожно промокнул лоб.

— Пожалуйте в дом, господа. Солнце нынче нещадно печет. А моя кухарка как раз приготовила освежающий квас. Думаю, вам с дороги он тоже придется по вкусу.

Мы с Зиминым переглянулись, удивившись, что в отделении жандармерии есть кухарка. Но задавать вопросов не стали. Вместо этого прошли вслед за Олегом Олеговичем и оказались в холле. Тут перед нами открылось просторное помещение, в котором суетились два тщедушных парнишки в темной форме младших офицеров и мужчина постарше, облаченный в штаны с белыми лампасами, светлую рубаху и странного вида шапочку, которая едва прикрывала его макушку и венчалась забавной кисточкой из шелковых нитей.

— Добро пожаловать в мою вотчину, — местный глава стражей порядка развел руки в стороны. — Тут у нас архив, — он указал налево, — Там хранятся всяческие изъятые вещи, — он махнул ладонью вправо. — Конфискат мы обычно отправляем градоначальнику, а уж там сами распоряжаются, как его утилизировать.

Зимин криво усмехнулся.

— А где вы ведете прием посетителей? — поинтересовался я.

— Кого? — удивился Синьков, а потом уточнил, — Вы говорите о просителях?

— Пожалуй, о них самых, — подтвердил я.

— На пороге стоит бочка. Туда каждый желающий донести… — мужчина тут же кашлянул и поправился, — рассказать о чем-то важном бросает записку. А раз в неделю, эти жалобы вытряхиваем и просматриваем.

Я обернулся и заметил у дальней стены камин, рядом с которым стояла плетеная корзина. И в ней лежал ворох листков бумаги для розжига, подозрительно напоминающих записки.

— И много жалобщиков набирается? — невинно осведомился я.

— Бывает, — жандарм колыхнул эполетами. — Местный люд любит поныть о тяжелой жизни. А потом проспятся и забывают о том, что их беспокоило.

— А разве та бочка не стоит под желобом водостока? — спросил более внимательный к деталям Стас. — Неужто в дождь туда не набирается вода?

— На все воля Искупителя, — не моргнув глазом заявил Синьков. — Ежели пошел дождь, значит, свыше было решено, что доносы эти недостойны внимания.

— Ну а те, что достойны? — продолжал допытываться я, проходя дальше за хозяином участка.

Мы поднялись с ним по лестнице и внезапно оказались во вполне домашней гостиной, обставленной хорошей мебелью. На полу был уложен ковер, такие же висели на стенах, закрывая их едва ли не полностью. Между окнами расположилось пианино с поднятой крышкой. На пуфике сидела пухлая приятная девица с кудряшками в длинном светлом платье. Девушка занималась вышивкой. При виде нас она притворилась, что не слышала, как мы шагали по лестнице. Вскочила и коротко поклонилась так, чтобы мы смогли лицезреть глубокое декольте.

— Это Марфушечка, моя дочь, — как ни в чем ни бывало, заявил Олег Олегович, а потом обратился к девице, — распорядись на кухне, чтобы подали питье и закуски.

— Сало с солеными огурцами? — переспросила она недоверчиво.

— Вот же баба-дура, — в сердцах воскликнул Олег Олегович и потер переносицу. — Квасу пусть нальют в кувшин. И настрогают маленькие бутерброды, которые делали в день благодати.

Марфуша кивнула и, подхватив подол, побежала прочь.

— Вы живете в участке? — пораженно уточнил Зимин.

— Нет, ну что вы, — отмахнулся мужчина. — Это жандармерия расположена в моем доме. Так удобнее. Мне не нужно беспокоиться о том, чтобы торопиться на работу. И всегда все под рукой.

Стас покачал головой:

— Невероятно.

— Я знаю, — довольно улыбнулся Олег Олегович. — Я сам это придумал, когда служил в одной Азиатской провинции в посольстве. Оттуда я перенял многие традиции. Хоть там и живут все больше варвары, которые, шутка ли, моются почитай каждый день.

— Невероятно, — повторил Стас.

— Именно, — кивнул Синьков и добавил. — До чего грязные люди, если им бани раз в неделю не хватает.

Я не нашелся что сказать на такое заявление и присел в кресло, на которое указал Олег Олегович. Зимин занял второе. Кустодий вынул из кармана телефон, и принялся быстро нажимать на клавиши, набирая текст. И я подумал, что никогда не видел кустодия таким пораженным. Жандарм решил, что мы так отреагировали на богатое убранство его гостиной и с удовольствием рассказал, что большая часть ковров была привезена им из варварской страны, где он служил. Как и посуда, шторы, садовые статуи.

— А откуда у вас пианино? — зачем-то спросил я.

— Заезжали к нам артисты, — простодушно поведал Синьков. — Бродячие, стало быть. Ехали на грузовичках с прицепами. Мы резонно решили, что скорее всего, они везут что-то незаконное.

— Была наводка? — оживился Стас.

— Как без наводки, — кивнул жандарм. — Я нутром почуял, что с ними что-то нечисто. Эта наводка меня никогда не обманывала. Вот мы у них и конфисковали пианину и еще кое-чего из подозрительного.

— А сами артисты? Вы их оформили? — глухо спросил Зимин.

— Да с них взять было нечего, — ответил мужчина. — Голь перекатная. У баб еще какие-то бусы были, брошки от поклонников да ленты. А у мужиков кроме исподнего ничего не нашлось. Правда, грим у них был богатый. Цельный чемодан.

Он замолк, словно потерял интерес к теме разговора и обернулся к пианино.

— На самом деле бесполезная штука. Места занимает много, а играть на нем Марфушечка так и не научилась. Хотя стучала по кнопкам этим несколько дней напролет.

— Невероятно, — в который раз повторил Зимин и покачал головой.

— Она у меня талантище, — продолжил жандарм. — С детства умела петь и танцевать так, что на всех ярмарках выигрывала