Патриот. Смута. Том 3 - Евгений Колдаев

острог от огня. Где-то дальше я видел присоединившихся к ним иных людей. Вроде бы пара казаков в темноте и думе рубила деревья. Видимо, там руководит Филка, только отсюда его неслышно.

— Воевода! Каха.

Наконец-то я добрался к батюшке.

— Остановим?

— С божьей помощью! От острога отсечем, потом расширим. — Лицо его было перемотано тряпкой, уже черной от копоти. Выражения лица не видно, только глаза горят. — Здесь затухнет, пойдет к старицам. А там болота. Там сильно не разгорится.

— Спасибо. — Я хлопнул его по плечу. Повторил — Спасибо, Серафим.

— Тебе благодарствую. Такое дело сдюжил! Кха… Даже не вериться. — Он вновь закашлялся. Закричал куда-то за спину. — Куда! Куда валите! Наверх надо, чтобы не перебралось пламя по стволу. Ироды! Наверх.

Раздались крики, ругань, скрип, а затем громкое «уух» и потом «бах». Дерево рухнуло, ломая другие, врезалось в землю.

— Вижу у тебя тут все схвачено.

— Работаем. Мужики-то толковые, оказались. Рук бы еще. Мало нас.

— Всех, кого мог, послал. Чершенские сейчас закончат, их тоже направлю.

— Добро. Казаки тоже работать хорошо умеют. — Серафим вновь закашлялся.

Протянул ему свой бурдюк. Там еще было прилично воды.

— О, за это благодарствую, воевода.

Он перекрестил меня. А я развернулся и быстрым шагом двинулся наверх. Шел, глядел по сторонам. Вроде бы победа над огнем складывалась. Отлично. Но силы Чершенских, как с татарами они покончат ночью — сюда нужно обязательно присылать.

Добрался до лагеря пленных. Здесь становилось еще более дымно.

— Давайте как их всех на противоположный склон! За лазарет! — Закричал я. — А то помрут еще.

— Сделаем. — Кивнул один из охранников. — Людей бы. А то, сбегут еще, пока водить будем.

— Григорий!

— Да, воевода. — Донеслось из дыма.

Подьячий и его люди работали как раз тоже здесь. Где-то еще тут же должен быть племянник воеводы.

— Бросай пока! — Отдал приказ. — Оставь пару человек, а остальными помогать пленных перегнать.

— Понял, Игорь Васильевич. — Чуть помолчал скомандовав. — Собратья! Вещи потом, татарву перегнать надо.

Из дыма вышло порядка пятнадцати человек, начали подхватывать татар, поднимать. Пинками гнали степняков на новое место. Тащили, понукая, толкая, крича. Те кашляли, но слушались. Убраться от этого места им самим давно хотелось. Уверен, каждый их этих басурман готов был отдать многое, чтобы вообще оказаться не здесь, а у себя дома.

Посмотрел на этот процесс с интересом. Никакой жалости, уважительного обращения с пленными здесь не наблюдалось. Это у князей и рыцарей вроде как принято, да и то… Не всегда получается и признается, могут и заморить в плену голодом и забить до смерти. Все от конкретного случая зависит. А тут — простые вояки. Зла на них у людей, часто страдавших от набегов, много.

Из дыма появился Ефим.

— Мы тоже поможем. — Проговорил, подтянул за собой свой отряд. — Мы своих пленных отведем и там сторожить людей оставим.

— Хорошо. Где Богатур?

— Да здесь вот. Дергается, гад. Удрать пытался, когда вели. Пришлось плетью промеж спины дать. — Парень закашлялся, тряпки налицо у него не было, не планировал я тащить эти силы сюда в дым и гарь. Продолжил, чуть переведя дух. — К дереву его привязали.

Махнул рукой, показывая направление.

— Пока гоняете, поговорю с ним.

— Не сгорим? — Обратился Григорий, раздавший своим людям приказы, а сам планирующий вернуться к имуществу. Как-то он с этой работой сроднился.

— Не должны. — Заверил его я. — Серафим сказал: с божьей помощью устоим.

Здесь мне пришла в голову мысль.

— Пошлите пару человек к Чершенким, поторопите. Пожар, если разгорится, всех накроет. Пускай людей приведут. Их много.

— Сделаем. — Григорий и Ефим переглянулись.

Люди начали выполнять приказ, а я подошел к знатному татарину, навис над ним. Он был раздет до исподнего. Какая-то широкая, светлая, непонятного мне кроя рубаха да штаны короткие. Ремень, шапку, доспех и все оружие изъяли. Даже сапоги сняли.

Молодцы, товарищи бойцы. Все верно. А то надумает еще удавиться или в обуви припрячет чего опасное. Ножик, как вариант.

Уставился на него. Лицо все в криви. Нос, видимо, я ему сломал и, возможно, несколько зубов выбил. Когда бил рукоятью сабли, как-то не думал о тяжелых последствиях. Ничего, шрамы украшают мужчину, воина. Порезы, которые я ему нанес, легко и просто перебинтованы отрезами его же одежды. Грязные, на них кровавые пятна. Мда. Ну хоть так. Вроде глубоких и опасных ран я ему не нанес, от такого помереть не должен. Организм закаленный, боевой.

Кашлянул из-под маски, заговорил медленно:

— Ну что, Богатур, Гирей Дивеев, поговорим. — Наклонился я над ним. Посмотрел в пылающие злобой глаза. Интонация моя не имела вопроса, потому что была уверенность, что иначе никак. Он со мной поговорит, хочет того или нет.

— Рус. Где мой мурза?

Я вздохнул.

За сегодня мне довелось убить в бою достаточно много народу. Бился, действовал зачастую на инстинктах. Кровь проливал, голову вон самому Кан-Темиру рассек. Но здесь больше уже с умыслом. Все же поединок был.

Переключиться на допросы было не так просто. А этот татарин провоцировал меня на агрессию. Зачем? Просто из своей дурости, горячности, гонора, пафоса или хочет действительно добиться быстрой смерти?

Нет, такой подарок я тебе не сделаю. Да и зубы… Пожалуй, выбито у тебя их вечером ровно столько, сколько надо. Больше — перебор.

Потратив пару мгновений на раздумья, проговорил:

— Здесь я задаю вопросы, бей. Или кто там ты? Родич Кан-Тамира? Кровник его?

— Нас многое связывает. Мы давали друг другу клятвы, делили с ним кумыс и мясо под этим солнцем. Мы бились бок о бок. Мы спасали друг другу жизнь.

Говорил пленник злобно, отрывисто, смотрел на меня с пренебрежением. Изучал.

Ага, ничего не понятно, в плане того в каком ты звании и статусе. Но, выходит, какие-то близкие люди. Можно сказать, друзья. Новость ему не понравится.

— Сколько вас сюда пришло? — Эта информация мне была очень интересна. Хотелось понять, скольких мы били, сколько ушло, и сколько было с самим Кровавым мечом. Вроде бы тысяча, но, кто знает.

— Рус. Спроси мурзу, он вождь, он скажет.

Да что же ты наглый та такой, а? Ну вот не хочу я тебе еще зубы выбивать. Но ты всеми силами стараешься. Огорчу тебя, может за