Варяг II - Иван Ладыгин

— Ни о чем, — отрезал Торгнир, глядя куда-то в пол, в щели между грубыми досками. — Я приказал убить их. Обоих.

Ульрик содрогнулся. Его иссохшие пальцы вцепились в подлокотники кресла.

— Ты… Ты нарушил священный завет богов, сын мой, — прошептал он, и в его глазах вспыхнула старая, яростная боль. — Нельзя поднимать руку на послов. Даже с плохими вестями. Это… это скверна. Вечная. Позор на весь наш род. На всех наших предков. Гневного Одина ты накликал на свою голову!

— Я уже много чего нарушил, отец, — с горькой беспомощной усмешкой ответил Торгнир. — Перешел столько черт, что поздно сожалеть и читать мне мораль. Поздно. Но обещаю тебе… — он поднял взгляд и посмотрел на отца. — ты будешь гордиться мной. Вопреки всему. Вопреки богам и людям. Альфборг будет сильным. Неприступным. И свободным. Я сделаю его таким.

С этими словами он резко развернулся, чтобы уйти. Но у самой двери его остановил тихий, надтреснутый голос отца.

— Торгнир…

Тот замер, не поворачиваясь, чувствуя, как по спине бегут мурашки.

— Что ты сделаешь… с Лейфом? — спросил Ульрик, и в его голосе дрогнула неуловимая нотка отцовской любви. — Убьешь собственного брата? Прольешь кровь своей крови?

Торгнир сжал кулаки. Секунду, другую он молчал, борясь с хаосом чувств, бушующих в нем.

— Посмотрим… — наконец выдавил он. — Тебя же я не убил…

И, не сказав больше ни слова, не обернувшись, он вышел, с глухим стуком прикрыв за собой дверь. В темном, холодном коридоре он прислонился лбом к шершавой, каменной стене, закрыл глаза и несколько долгих секунд просто дышал, пытаясь заглушить боль, сомнения и страшную, всепоглощающую тяжесть короны…

* * *

Утро было ясным, пронзительно красивым и обманчиво мирным. Солнце, еще не набравшее силу, золотило рыжую, багряную и лимонную листву, что ковром устилала склоны холмов. Оно заставляло искриться каждую каплю росы на паутинках. Пахло морем, хвоей и дымком от костров.

Мы с Эйвиндом, Лейфом и парой других проверенных воинов Бьёрна находились на большом голом мысу, что нависал над самым входом в бухту Буянборга. Это был наш главный наблюдательный пункт. Отсюда, как на ладони, было видно все море на многие мили, все подступы к родной гавани.

Рядом, искусно прикрытые свежесрубленными еловыми и сосновыми лапами, стояли две наши грозные «рогатки» — торсионные метательные машины, а у их массивных оснований громоздились аккуратные пирамиды из тщательно обтесанных, тяжелых каменных ядер. Место и впрямь было идеальным не только для обзора, но и для обстрела — любой корабль, любой драккар, рискнувший подойти к Буянборгу с моря, неминуемо попадал под сокрушительный каменный дождь.

Бьёрн расставил такие дозоры по всему побережью. Весь Буян, от мала до велика, жил теперь в режиме ожидания войны. В каждом доме, в каждой мастерской у порога стояли наготове лук, щит и топор. Склады были полны припасов, колодцы чисты. А Торгрим и его подмастерья не вылезали из своих дымных кузниц: и днем и ночью оттуда доносился неумолчный, убаюкивающий звон молотов — они ковали оружие, чинили доспехи, точили лезвия, не щадя ни себя, ни металла.

Сидеть сложа руки в такую пору было выше моих сил. Тоска глодала изнутри, смешанная с томительной тревогой за Астрид, за друзей, за этот ставший родным город, за все, что мы успели построить. Я понимал — крупное, решающее сражение не за горами, и мои навыки, отточенные в стычках и поединках, могли пригодиться в настоящей мясорубке, в хаосе стенки на стенку. А значит, нужно было тренироваться. Оттачивать мастерство. Всегда. Пока есть время.

Я встал против Лейфа. Эйвинд, при всем моем уважении и братской любви, уже был мне не ровня. Я читал его атаки, как раскрытый свиток, предугадывал каждый его шаг, каждый взмах. Лейф же оставался для меня загадкой, крепостью, которую нужно было брать с хитростью — массивный, как гора, надежный, как скала, но на удивление быстрый, точный и техничный боец.

Мы бились на деревянных тренировочных мечах. Я уже проиграл ему три поединка подряд. Он был объективно сильнее, его удары, даже сдержанные, едва не вышибали клинок из моих онемевших рук, заставляя отступать. Но я требовал реванша. В четвертый раз. Настойчиво, как одержимый.

Лейф лишь усмехнулся. Его суровое лицо осветилось на мгновение, и он, без лишних слов, согласился, принимая боевую стойку. Мы сошлись в центре небольшой, утоптанной полянки на самом краю мыса. Эйвинд и другие воины, прервав свой дозор, с живым интересом наблюдали, обмениваясь шутками и едкими комментариями.

Он атаковал первым, как лавина — мощно, неумолимо, без лишних уловок. Я отступал, парируя его тяжелые, размашистые удары, чувствуя, как немеют мои пальцы, как гудит каждая мышца. Мои приемы поначалу ставили его в тупик, заставляли перестраиваться. Но он, великий воин, адаптировался с поразительной скоростью. Он теснил меня, используя свою природную силу и массу, заставляя тратить драгоценные силы на защиту, на сопротивление.

Но я за несколько боев заметил одну маленькую слабость, едва уловимую привычку. Лейф, будучи классическим правшой, после серии мощных, подавляющих атак слева, на мгновение, на одно лишь мгновение, открывал для контратаки свой правый бок. Миг. Искра в темноте. Я ждал эту искру.

И дождался. Очередной его замах слева, с разворота. Я не стал парировать в лоб, тратя драгоценные силы. Вместо этого я сделал резкий, короткий шаг вперед и вправо, поднырнув под его мощную руку. Мой деревянный меч, словно живая, змеиная сталь, метнулся по рукояти его оружия. Я сделал резкое, точное движение на себя, по принципу рычага, выводя его из равновесия, нарушая его мощную стабильность.

Лейф, не ожидавший такого финта, на миг потерял баланс. Его центр тяжести сместился. Этого мига мне хватило. Я, как тень, проскочил еще ближе и приставил тупой конец своего «меча» к его горлу, прямо под челюсть.

Эйвинд весело и одобрительно свистнул, а остальные воины разразились громкими, искренними одобрительными криками и стуком оружия о щиты. Я отступил на шаг, тяжело дыша, сердце колотилось, как молот. Пот струился по спине.

Лейф выпрямился. В его глазах не было ни злобы, ни досады, ни ущемленной гордости. Лишь чистое, неподдельное уважение и легкое, почти отеческое удивление.

— Отличный удар, Рюрик! — сказал он просто, протягивая свою огромную, мозолистую руку. Его хватка была по-прежнему железной. — Хитрый. Неожиданный. Даже МНЕ есть чему у тебя поучиться.

Я ухмыльнулся, чувствуя прилив усталой, но сладкой гордости.

— Просто… стараюсь много думать во время поединка…

Я хотел