Чёрная печать империи - Анастасия Разумовская

– Ещё. Я подумала насчёт выпивки. Вы правы, я завяжу. Но вот прямо сейчас я хочу арманьяк. Двадцатипятилетней выдержки. У вас есть?

– Пять минут, – хмыкнул князь и приказал кому-то, очевидно, по телефону: – Пётр, принеси бутылку «Легранда» девяносто девятого года.

Он ещё недоговорил, когда Даша распахнула стеклянные двери и шагнула в пустоту.

Глава XXI

Холодный жёсткий воздух обжёг лицо. Даша задохнулась и на миг оглохла. Ветер толкнул, разворачивая в горизонталь. Девушка раскинула руки и ноги, пытаясь схватиться за пустоту. Сердце скакнуло куда-то в горло. В глазах всё размазалось от светящихся окон, летящих прямо в лицо. И вдруг мир дёрнулся. Её рывком бросило вверх, рёбра обожгла боль. Даша едва не задела ногой фонарь, пролетела над ним, улица под ней побежала стремительным потоком, мелькая световыми полосами окон, а затем начала отдаляться.

Девушка вдохнула и поняла, что её держат под грудью. Чем-то жёстким, словно когти. Самоубийца вцепилась в железные… руки. Попыталась вывернуться, забилась форелью в лапах скопы.

– Вырублю нахер, – просвистели ей в ухо.

Навстречу мчали дома-скалы, асфальт улицы снова начал приближаться, словно полоса аэродрома под самолётом. Над головой свистел воздух. Наверное, уже давно, но девушка услышала его только сейчас. А затем Дашу развернули вертикально, что-то захлопало позади. Князь, удерживающий девушку, замедлился и упруго приземлился. Поставил ношу на ноги. Трубецкая вывернулась и отпрыгнула, обернувшись. Мир закружился, и она упала на колено.

В сумерках горели золотом глаза, темнели за широкой спиной угрожающе распахнутые крылья.

Он – птица! Как Даша сразу это не поняла! Это ж было так… очевидно! Панорамные окна, распахивающиеся, словно двери на улицу. Зачем они были бы нужны животному, не умеющему летать?

– Будьте вы прокляты! – прохрипела девушка, поднимаясь и пятясь. Голова всё ещё кружилась.

Князь сложил крылья.

– Знаете, госпожа Трубецкая, чего мне сейчас хочется? До безумия? До зуда в кулаках? Давно не желал чего-либо с такой неистовой силой.

– Мне плевать!

– Ударить вас со всей силы! Боги! Останавливает лишь понимание: я убью вас наверняка. А вы мне всё ещё нужны, несмотря ни на какую свою дурь.

Он стоял, широко расставив ноги и засунув руки в карманы куртки, и смотрел на неё с глубочайшим презрением. Даша вскинула голову, остановилась. В сердце билась истерика, но усилием воли девушка её подавила.

– Мой ответ: нет, если вы не догадались, Ваша светлость.

– Я понял.

– Ничего вы не поняли! – закричала Даша, не выдержав, и пошла на него. – Потому что и не можете понять. Утка-самоубийца не желает стать подсадной, ясно вам?! И если вы будете меня снова пытать, если однажды вы меня сломаете, в отделе это поймут. Потому что жандармерия это – семья. Какими бы глупыми мы вам ни казались, у нас есть то, чего нет у вас, тупое ничтожество!

Шаховской наклонил голову набок. С него слетело насмешливо-барственное выражение. Князь был откровенно зол и не считал нужным этого скрывать.

– И что же?

– Честь. Чувства. Товарищество.

Она остановилась в шаге от него и, вскинув голову, пронзила взглядом, чуть выдвинув подбородок всерьёз.

– Идиотка, – свистяще выдохнул оборотень. – Что ж, я услышал вас, Дарья Романовна. Предлагаю мировую.

– Мне ничего от вас не надо.

– Это – надо, – внезапно миролюбиво заметил он. – Я дам вам неделю подумать… не перебивайте. Я знаю, что услышу: мне не нужна неделя, моё решение не изменится. Выключите бабские эмоции, господин старший лейтенант. Итак, у вас будут семь дней. Раз уж вы так верите в честь, то дадите мне слово чести в том, что, во-первых, не покончите с собой и не причините иного намеренного физического вреда своему телу. Во-вторых, сохраните моё предложение втайне от других.

– Вы не поняли, князь…

– А вы не дослушали. Ещё раз, включите мозги, Трубецкая.

Даша закусила губу. Он прав. Это мало что изменит, но дослушать до конца всегда стоит. Она чувствовала, как дрожат колени от пережитого стресса, и это бесило ещё сильнее.

– Если вы согласитесь выполнить мои условия, то я вам подарю эту неделю. Вы меня понимаете? Вижу, что нет. Вы сможете вернуться на службу. Жить дома не скрываясь. Спать со своим Баевым и не оглядываться в ожидании хвоста. Я подарю вам целую неделю нормальной человеческой жизни, чтобы вы смогли успокоиться и всё взвесить.

– И всё?

– В каком смысле?

– Больше у вас нет никаких условий?

– Нет.

Даша прищурилась, окинула князя цепким взглядом. «Ты же понимаешь, что я использую это время на полную катушку? – недоверчиво подумала она. – Ты же понимаешь, что даёшь мне не просто отдых, но фору? Что я сдохну, но раскопаю про тебя всё, что можно и чего нельзя раскопать?»

Конечно, понимал. Не мог не понимать! А тогда зачем?!

Ответ был не утешителен: князю плевать. И всё же: зачем? Надеется, что нормальная жизнь, привычная, как растоптанные тапочки, угасит бдительность? Расслабит, заставит уступить? Но это было бы глупо.

Даша с силой, до крови укусила себя за губу. Князь бесстрастно наблюдал за ней. «Интересно, у него для крыльев прорези в куртке или клапаны? И вообще, как у них всё это происходит с одеждой?»

Вот этот холодный пот по спине, вот эти трясущиеся колени и хаос, царящий в мыслях… Ей действительно нужен отдых. Раз за разом в их борьбе Даша промахивалась, совершала глупейшие ошибки. Из страха, на эмоциях, из-за усталости.

– С одним условием.

– Слушаю?

– Какая вы птица, князь?

– Вы это уже знаете, – отмахнулся Шаховской. – Учебник физики откройте. А потом зоологии. Все ответы найдёте там.

– Хорошо, – она сделала шаг назад. – Я согласна. Я даю вам слово чести.

Золотые огни его глаз погасли. Князь процедил:

– Я рад. Вам вызвать такси?

– Справлюсь сама.

Шаховской отвернулся и пошёл прочь.

– Через неделю мне явиться в вашу… ваше гнездо? – крикнула Трубецкая ему вслед.

– Я сам, – глухо отозвался он.

А затем из его спины выросли тёмные крылья, князь мощно оттолкнулся от земли, подпрыгнул, взмахнул ими и на глазах потрясённой Даши взлетел, не вертикально, а постепенно набирая высоту.

Он не обернулся, так и оставшись человеком. С крыльями.