Воин-Врач VI - Олег Дмитриев

явно тяготясь тем, что с таким собеседником никак не мог понять, что же можно считать шутками и небывальщиной. Потому что, если верить рассказам его же тайных ро́змыслов, русы дома, по пути сюда и уже здесь творили такое, чего и в древних преданиях не встречалось.

— Ну, вроде того, — легко отозвался Чародей. — Кто-то из Богов непременно заглянет на огонёк. Или весточку пришлёт. Не зря ж мы их тут забавляли столько времени. Да и праздник вон какой широкий устроили, со всем вежеством. Я бы предупредил людей, чтоб суеты не было.

Малкольм посмотрел внимательно на Гната, который только вздыхал скорбно за спиной Всеслава на словах про «забавляли» и «суету», поскрёб бороду и кивнул. Снова запретив себе удивляться чему бы то ни было или раздумывать над смыслом сказанного.

Он говорил торжественно и красиво. Голос его завораживал что своих, что наших, которые, правда, короля слушали хоть и уважительно, но фоном, не владея языком. Бархатный перевод от архиепископа впечатление только усиливал. Прямо видно было, как волнами шла толпа, когда сперва начинали гомонить и радоваться местные и франки с фландрийцами, а потом, после слов Стиганда, подключались и гости. Людской океан бурлил, но как-то удивительно мирно и спокойно. В каждом из этих людей по отдельности чувствовались сила и честь. А от такого огромного их количества прямо веяло мощью, чем-то неодолимым и великим. Наверное, о подобном говорили артисты моего времени, рассказывавшие о том восторге, который накрывал их при концертах в больших залах и на стадионах. Испытывал подобные чувства и я, на первомайских демонстрациях ранних лет, когда они ещё не были исключительно поводами для пьянки на природе в законный выходной. На парадах в честь Дня Победы. В апреле шестьдесят первого, когда полетел Гагарин. И в стылом марте пятьдесят третьего, когда хоронили вождя, и вся Москва рыдала.

Это было удивительно, но бородач оказался великолепным оратором. Мы со Всеславом были уверены, что на благодарности за чудесное спасение Ингеборги всё и закончится, но Малкольм удивил. После самого важного лично для него он перешёл на масштаб страны, а там и до глобального добрался. Король благодарил воинов за поддержку и жителей за то, видимо, что дожили до светлого денёчка. Выражал глубокую признательность союзникам, что смогли поддержать его страну и народ в такой непростой момент, и Богам, за то, что не оставили эту землю без пригляда. И без чудес. Которых стало ощутимо много с приходом друзей из-за моря, тех, кто не стал сеять разрушения и смерть, хотя в том, что эти могли бы, ни у кого не было и тени сомнения. А под конец, поглядывая уже на тень, что всё ближе подбиралась к правому столу, за которым сидел сам Клайд Вулвер с очень похожими на него мужчинами, а вокруг лежали, высунув языки, громадные кудлатые ку-фил, резюмировал:

— Среди нас, друзья, великий воин и мудрец, величайший лекарь, Всеслав Мудрый. И я мало встречал тех, кому прозвание, данное людьми, подходило бы больше. Я даже немного опечален тем, что наши дорогие гости вскоре покинут нас, возвращаясь в свои дома́, где ждут их из похода родные. Потому что разговоры с этим правителем мне пришлись очень по душе. Я бы о многом поговорил с ним, многому поучился у него, на чьих землях могли бы уместиться страны каждого из здешних вождей разом. А границы государств, что вошли в дружеский союз с Русью и близко не представить ни Генриху, ни Роману Диогену. Этот новый союз сравним разве что с великой империей старого Рима. Но золоту ни к чему позолота, — тряхнул он головой, будто отогнав какую-то другую мысль, не дав речи свернуть не в ту сторону, — встретим же, поприветствуем его! Да здравствует Всеслав Мудрый!

И крики снова полетели над Всеславовым полем. Но на этот раз от них не бросало в дрожь. Эти были живыми, от живых и для живого.

— Благодарю тебя, мой добрый друг, брат мой Малкольм! — провозгласил, будто принимая алаверды, Чародей. Бросив взгляд вправо. Время поджимало.

— Я рад видеть здесь каждого из вас, друзья! Живыми и здоровыми, радостными и счастливыми. По пути сюда и здесь нам и вправду встречалось всякое. И дома приходилось видеть много такого, о чём не стоит вспоминать на празднике, в кругу близких. И я на самом деле счастлив тому, что мы смогли прекратить сумасшедшую войну, что вели эти годы против вас норманны. Король Малкольм уже сказал, у нас за морем много земли. И мы любим её, как мать, каждую доли́ну, каждый луг, каждый перелесок. Так же, как вы, друзья, любите свою, от приморских равнин до крутых гор севера. И тем мы похожи! И тем милы Богам, заповедавшим любить и беречь свою землю!

Рёв и вой поднялся до небес. Включились даже псы, не в силах молчать. Народ вскакивал с мест, вопил, махал руками, обнимался.

Всеслав подал знак Яну, что еле уловимо кивнул и отошёл за помост.

— Слушайте меня, люди добрые! — рык Чародея, его поднятые и распростёртые во взмахе руки утихомирили живой океан удивительно быстро. Все глаза сошлись на нём и почти охрипшем толмаче-архиепископе.

— То, что наша Белая Русь и ваша Альба станут жить в мире и братской любви, по́ сердцу Богам! Они рады этому. Но я не стану вам нести Их волю своими словами, и сам же призываю верить Им самим, а не тем, кто говорит вместо них. Пусть скажут сами!

И он с силой хлопнул, резко сведя ладони.

Первый хлопо́к разнёсся над полем звонко, но быстро утонул в шёпоте замерших зрителей. Второй было слышно ещё хуже, народ начинал переглядываться непонимающе и спрашивать друг у друга, видимо, что это тут происходит. И только наши и союзные воины, наученные, зажмурилась, зажали уши и открыли рты, изумляя местных.

Третий хлопо́к будто расколол небо над головами

Белое облако, небольшое на огромном, начинавшем темнеть небе, медленно расширялось, окрашиваясь в розово-багряные цвета́ заката. И при определённой доле фантазии в нём можно было разглядеть огромное человеческое лицо. Ну, или овечку, да.

Поле, только что разом вздрогнувшее, присевшеее или подскочившее от небывалого звука, подняло восторженный вой.

— Мы все здесь помним, чтим и верим в тебя! И пусть в разных странах и даже племенах тебя величают по-разному, но верят и почитают одинаково, Боже! — твёрдым звенящим от напряжения голосом обратился Чародей к пороховому дыму от одного из последних Яновых зарядов. И с удовольствием отметил, как накрыл поле гудящий и странно, неожиданно