Либелломания - Н. Мар

Когда Бритц вот так же расслабленно говорил с папой, с Уитмасом, натянутым как струна. Во взгляде пленника, как тогда в папином, тоже чувствовался страх перед тем, кто прикидывается нейтралитетом. Они только начали, а меня уже парализовало.

— Как твоё имя?

— Гюэль.

— Значит, так. Гюэль. В общину мы идём — просто задавать вопросы. Если ты проведёшь нас, будешь свободен.

— Разбежались. У нас крысам, — он провёл большим пальцем поперёк горла.

— А тебе уже не всё равно?

Шчер замолчал и забился глубже между валунами. Эзер наклонился к самой щели, и его капюшон стал похож на змеиный, а голос ушёл в инфразвук:

— Пепел не лечит. И смерть не придёт на выручку. Такой простор для моей тёмной стороны. Ты никогда не мечтал о живой кукле, которую можно бесконечно мучить за все обиды, что причинили те, кто сильнее, умнее? Кукла страдает, но никогда не умрёт. Я просто разрежу тебя вдоль от подбородка до грудины и вытащу язык наружу, чтобы он свисал до пупа, — он показал, как в точности свисал бы, и керамбит оставил белый след на коже шчера. — И завяжу узлом. Это называют галстуком, но жертвы слишком быстро истекают кровью, и никто не успевает на бал. Только не ты, правда? А ещё за пять часов, пока я скучаю, можно снять с тебя кожу. Полосками толщиной с мои шнурки. Знаешь, дочка научила меня плести фенечки… ты не поверишь, это так увлека…

— Заткнись! Ты больной!

— Я исследователь, — похвастался он зубами стоимостью, должно быть, в миллион. — А если тебе отрезать голову, ты будешь носить её под мышкой?

— Хватит, — прошипел Гюэль и зажал уши ладонями. — Хватит, садист и урод, хватит! Здесь… до общины час ходу… вы увидите купол инкубатора, как только выйдем за скалы. Сможете проверить, туда ли я веду. Только у шлагбаума вы меня отпустите. Мне всё равно нельзя дальше… И меня сын ждёт.

— Конечно. Хорошо.

Кайнорт обернулся, подошёл и зачем-то пощупал мне лоб. И протянул салфетку. Я вытерла лицо машинально: салфетка стала вся мокрая.

Гюэль встал, размял окоченелые жилы, растряс поломанные кости под кожей, как в мешке. И поплёлся в лабиринт щелей между скалами.

Глава 15

Чуврилий Курган

Бритц отцепил свою вестулу с хромосфеном и отдал мне. Жаль, у нас не было запасной брони, потому что Нахеля ни в коем случае нельзя было оставлять на берегу без защиты. Поэтому Кайнорт просто поддел футболку потолще и защёлкнул воротник на куртке.

— Что? — он поймал мой скептический взгляд и похлопал себя по сердцу. — Я переложил куски Жуайнифера и Кута в нагрудный карман. Они будут моей бронёй.

— В твоём случае я бы насыпала их, что ли, в шапку… из вольфрама.

Мне досталась не такая впечатляющая улыбка, как Гюэлю. Я шла за ними и, придерживая края капюшона, пыталась нащупать свои мысли в клочках ваты, которая забивала уши и голову. То, что говорил Бритц, когда манипулировал, в подавляющей массе звучало мерзко. Начиная от того, как вкусно пахнет жареная шчера, до… Хотя сегодня этим можно было и закончить. За всё время я уяснила о Зверобое две взаимоисключающие вещи: во-первых, что парадоксально для умбрапсихолога, он почти никогда не врал. По крайней мере, я не помнила такого случая и только из осторожности добавила «почти». Во-вторых, его слова следовало делить на… не знаю, на шесть, хотя бы по количеству лап. Потому что — спасибо Злайе — я знала, что корень языка у шчеров находится в глотке, и «до пупа» он бы точно не достал. Значит, Бритц вряд ли когда-нибудь проделывал это сам. Точнее, вряд ли со шчерами.

— Всё равно считается, что я тебе показал, — притормозил Кайнорт, чтобы поравняться со мной. — Что безнадёжен.

— Боюсь, остров не дал тебе шанса. Ты провалился.

— Нет. Эй, нет. Не важно, что Гюэль шевелится. Я его убил.

Но я уже вознамерилась его уничтожить за «незамарайку»:

— Я не зажмуривалась, и мои глаза говорят: «Ты провалился».

— Да ты серьёзно? — он откинул мой капюшон и с явным облегчением обнаружил, что я смеюсь над ним.

— Ты его убил, убил. Но вышло слишком иронично, чтобы я усвоила только то, что ты пытался этим преподать. Знаешь, это… как будто ты толкнул супницу, чтобы показать, каков ты мамкин злодей, но уронил её себе на голову. И она застряла на ушах.

— Думаешь, это я вынес урок? — Он потёр кончик уха. — Ладно, я подумаю.

Тем временем я уже открыла рот, но закрыла за ненадобностью. Хотя я знала, что Бритц — штука слишком скользкая, чтобы его можно было проткнуть острым словом, но не рассчитывала на такую уступчивость. В чём его нельзя было упрекнуть, так это в неумении сглаживать многоугольники споров. Он их просто пускал под откос.

— Гюэль, — позвал Бритц. — А из тех, кого шамахтон разорвал на кусочки, ты знал кого-нибудь лично?

— Хотел бы знать парочку. Этих ваших… Выкрали детёныша вожачки, и она слегла… и валялась в гроте три недели. Три недели стая не приходила к шамахтону! Говорят, Урьюи чуть не замёрзла. За это нас отлучили от пепла.

— Вы отвечаете за фламморигам?

— За них и за игниевую сильвесту.

Вот почему они хотели во что бы то ни стало вернуть фламморигаму сами. Из-за гребня последней, расколотой влагой скалы, нам внезапно открылось поле. Оно заросло бутонами, похожими на пишпелии, но головки не клонились к ручейкам, а тянулись к небу. С краю тарахтел старый кунабулоптер, так низко, что винт, вместо которого на современных кунабулоптерах были турбины, ворошил сорняки. Пожилой шчер управлял машиной и не обращал на нас внимания. Он обрезал лишние листья, чтобы не застили свет новым побегам. Бутоны казались неестественно лёгкими по отношению к тонким травянистым стеблям. Гюэль хромал и задел один. Высоко наверху бутоны ударились друг о друга. Один лопнул, и в воздух брызнул серебристый нектар. Что-то заметалось в небе, между стеблями и прямо перед нами. Меня резко дёрнули назад за капюшон. Инопланетянин Кайнорт Бритц никогда не видел…

— Это же поулипелии, — объяснила я. — Урьюи — не тот мир, в котором всё пытается тебя убить.

— Меня не пытается, — согласился эзер.

— Они просто высиживают яйца. В пишпелиях