Либелломания - Н. Мар

выводятся рыбки, а в поулипелиях птички. Там в стеблях гелий, чтобы поднимать бутон к небу. Мы в детстве сидели и ждали, когда он лопнет, чтобы сразу вдохнуть из стебля, пока гелий не улетучился.

— Зачем?

— Чтобы материться смешным голосом. Ты вообще был ребёнком?

Кайнорт смерил меня таким взглядом, будто в его детстве суровые эзеры вставляли такие стебли в зад жорвелу, чтобы его надуть. Птенцы, только выбравшись из бутона, уже летали. Это были снырковки, они подбирали последние капли нектара. Кунабулоптер ловил стайки сетью и аккуратно помещал в кузов, чтобы отвезти на птицеферму. Мы шли в сумерках из живых серебряных звёзд и мороси сладковатого нектара. Романтику портили только наши напряжённые физиономии. Гюэль резко обернулся. Голова его не успела за разворотом плеч, неестественно дёрнулась, но шчер подмахнул рукой и поставил её на место.

— Здесь Чуврилий Курган. Очень вас прошу… — он кинул умоляющий взгляд на Бритца, — … не делайте им ничего плохого. Обойдём стороной. Им и так непросто.

— А что там?

— Мутикула в последней стадии.

— Сюда приходят умирать? — догадалась я.

— О, вы не знаете, что такое мутикулярный чуврит на самом деле. Никто на свете не знает, кроме нас.

Этой болезни была уже не одна тысяча лет, но я поняла, что он имел в виду. Запущенную, критическую форму мутикулы, до которой раньше просто не доживали. Те шчеры, которые патрулировали берега, были в самом начале пути. Их горбы, волдыри и полипы росли годами. Бабушка говорила, могло пройти до двадцати лет, прежде чем болезнь заставляла человека прорастить внутри себя целую систему корней. Конечно, это убивало органы, и человек умирал. Но здесь ему не давал пепел.

Чуврилий Курган напоминал пирамиду. На её ступенях, покрытых мхом и игольчатыми шарами, похожими на кораллы, смирно сидели люди. А женщина внизу не могла даже сесть из-за горба. Он так сильно выпирал из спины, что она легла и обмахивалась веером. Кто-то пил из термоса, кто-то делал укол шприц-пистолетом, кто-то просто читал или шевелил губами. Молился? Мужчине наверху было совсем плохо. Он вдыхал пепел из резной коробочки. Его рука безвольно лежала на мхе и подёргивалась. На ней… вернее, рядом с ней пульсировала тёмная, опутанная сосудами шишка величиной с голову. Она уже не росла на руке, а отделилась и жила своей жизнью. Пускала свободные корни в мох и оплетала ими ступени.

— Привет, Гюэль, — мужчина приподнялся и помахал нашему провожатому.

— Здравствуй, Воханас. Почти свободен, да?

— А? А чего ты шепчешь?

— Да вот. Допатрулировался.

— А⁈

Гюэль только махнул на него и поплёлся дальше.

— Ничего, это не больно! Слышишь? — догнал нас крик Воханаса. — А из патруля уходи! Бросаетесь на всех, а потом вас режут.

Я почувствовала руку Бритца на своём плече, и его лицо закрыло мне вид на пирамиду. Но перед глазами ещё стояли мох, кораллы и живой волдырь на ступени.

— Тебе плохо? — эзер опять коснулся моего сырого лба и вложил мне в руку воду, но мои пальцы ослабли, и он открыл бутылку сам. — Пойдём назад?

— Да нет, просто… такое зрелище. Пошли отсюда подальше. Пошли, мне правда лучше, когда я иду.

— Вот она, мутикула, — просипел Гюэль.

Вирус заставлял организм растить на себе эти волдыри, и в конце концов они превращались в округлые коралловые полипы. Их целью было не убить, а отделиться и прирасти на кургане, словно на рифе или на садовой горке. Из-за преждевременной смерти носителя вирусу это не удавалось. На Острове-с-Приветом он добирался до финиша, и люди приходили сюда, чтобы освободить его и себя. Я опять обернулась к ступеням.

— Они уйдут отсюда мёртвыми?

— Эти-то давно уж… Вообще-то нам уже привезли вакцину, но на заражённых она не действует. Только на тех, кто уже здесь родился. Они подрастут и уедут, я так думаю.

— Ты говорил, у тебя здесь сын, — вспомнил Кайнорт. — Он заражён?

— Ему пятнадцать. Вакцину привезли десять лет назад, до этого не знали, что тут есть дети. Ему передалось от матери, года в три уже. Я думал, он уедет… жить… Но вот так вот, не срослось.

— А есть какая-то разница… ну, быть живым или… — спросила я.

— Если хочешь знать, я её не чувствую. Разве что, думаю, теперь пепел нужен будет ежедневно, до этого я носил его с собой так, на всякий случай. То же говорят все, кто побывал на кургане. — Гюэль хрюкнул, усмехнувшись. — Но им никто не верит, пока сам не попробует. А эти шары… ну, чуврелии, они красивые, когда каменеют. Может, продавать их на материк, как сувениры?

На горизонте уже блестел купол инкубатора. Мы пересекли перешеек от внешнего кольца острова к внутреннему. На той стороне мутного озера вертелось пять глобоворотов. Жильё заражённых, живых и мёртвых. За аккуратной изгородью шевелился лесной пожар: громадные ветки ломались, гнулись и тлели. Это паслись фламморигамы. Если бы не они, посёлок ничем не отличался бы от обычного отшельфа. Люди занимались своими делами. Работали, смеялись. Дети облепили изгородь, их тянуло посмотреть на чудовищ в огне. Только всюду стояли колонки, и любой мог подойти к фонтанчику, ногой нажать педаль и вдохнуть пепла. Гюэль повёл нас в обход. Я решилась на вопрос, который терзал всю дорогу:

— Разве они не могут брать пепел про запас и ездить на материк?

— Насовсем уехать не смогут, — ответил за шчера Кайнорт. — Если им потребуется работа, придётся проходить медкомиссию. С другой стороны, ни в одной фирме в списке противопоказаний к трудоустройству нет смерти.

То, что Гюэль назвал инкубатором, издалека напоминало что-то среднее между октаноном магнума и лабораторией и смотрелось несколько чуждо посреди дикого острова. Но когда мы оказались на последнем кольце суши между двумя озёрами, синим и голубым, наш провожатый остановился на вполне цивилизованной дороге перед шлагбаумом.

— Дальше сами идите, мне надо домой. Вас там встретят.

— Иди, Гюэль, — отпустил его Бритц.

Недолго думая, мы пролезли под шлагбаумом и прошли метров триста. Нам навстречу вышли шчеры. Четверо в серой униформе выглядели как спецагенты. Без оружия наперевес, но было бы глупо предполагать, что у них его не было вовсе. За ними следовали две взрослые фламморигамы. Одна махнула обугленной веткой, и горелая кора трухой упала на дорогу. Взрослые звери были ростом со строительный кран.