Либелломания - Н. Мар

— М-м. Нет, не пожалел.

— Ты назвал себя придурком. Правда, на октавиаре. Может быть, ты имел в виду…

— А, пф-ф, — он противно рассмеялся, — есть же разница между «стыдно» и «пожалел». Эмбер, не переоценивай мою порядочность. Злодеи, бывает, делают то, что им не хочется. Но уж будь спокойна: то, что им хочется, делают всегда. За моральными принципами — к… — он запнулся, выбирая, кого поставить в пример, но я бы на его месте вообще не продолжила, — к Волкашу.

Из прохода за спиной Бритца выскочил сателлюкс. Профессор Скварке, который появился следом, был эпически стар и клочковато сед, но глаза в витраже морщин горели такие синие, каким позавидовало бы море. Широкие в полутьме, зрачки были островом в этом море, оставалось лишь надеяться, что учёный без привета. Он был в белом форменном комбезе. Измятом настолько, что это вскоре можно было принять за особенность ткани.

— Профессор Индиг Скварке, — представился он захватывающим басом. — Мне передали, что вы привезли фламморигаму. И какие-то бредни к ней в придачу. Какие ответы вам нужны?

— Мы должны понять, причастен ли шамахтон к смерти грабителей, — сказала я, потому что профессор смотрел прямо на меня.

Индиг Скварке молчал, и я пересказала всё так, как научил Кайнорт. Только не стала добавлять, чем грозит отказ от сотрудничества, потому что всё равно не умела шантажировать с тем же блеском, что Бритц. Кроме того, профессор производил впечатление человека, способного догадаться о возможных последствиях и без этого твиста. Он качался на каблуках и пощипывал бакенбарды. В конце я показала видео, на котором лидмейстера Жуайнифера обволакивает и запечатывает в лазурит. Профессор взглянул на камни у меня в руке и позвал нас за собой в коридор.

— Я никогда прежде не наблюдал такого эффекта и не слышал о подобной смерти, — сказал он на ходу. — Если только это не видеомонтаж. Но полагаю, это вы уже исключили.

— Мы изучили камни, — прошелестел Бритц, и, пока на него не цыкнули, я спросила:

— А шамахтон мог бы… навредить им на расстоянии? Или, может быть, каким-то образом кто-нибудь мог создать оружие на основе этого феномена?

Всё это время профессор мотал головой. Он вывел нас в атриум, где развернулся и поднял палец, чтобы мы вняли:

— По планетарным меркам Урьюи совсем ребёнок. Она может поднять ураган в пределах нескольких километров или сбить гломериду колебаниями газа в стратосфере, да и то — если звездолёт окажется прямо над островом. Даже вода для неё слишком плотная. Всё, на что она способна, это сотрясти нижние слои моря. Однажды это разбудило подводный вулкан, и цунами напугало охотников до приключений. Вот и всё. Но минералы, — он взял осколки кальцита и лазурита, — минералы такие, как эти, ей не под силу. Я даже не представляю, что это за технология. С точки зрения догматов науки это совершенно невозможно, и неудивительно, что ассамблея подумала на шамахтона. Впрочем, вы сами скоро убедитесь…

— А с научной точки зрения — что она за существо?

— Разумная часть ядра. Плазмоид. Внутри него магнитное поле, оно упорядочивает заряженные частицы плазмы. Наши нейронные связи — подобие того, что обеспечивает мыслительный процесс шамахтона. Они живут… — Скварке опять пощипал бакенбарды, подбирая слова, — или, как приверженец доказательной науки и противник журналистских штампов, я бы сказал, водятся внутри планет с магнитным полем. Они его создают. Пока они активны, биосфере не угрожает солнечная радиация.

— Как же так случилось, что о них почти никому не известно?

— Потому что шамахтоны не нашего ума дело, — отмахнулся профессор. — Урьюи открылась нам случайно. Тысячу лет назад сюда упал метеорит. И шамахтона частично выбросило наружу. Выплеснуло, как чай из пиалы. Из-за сдвига тектонических плит она не смогла вернуться обратно. Её зажало. Застряла барышня наполовину там, наполовину тут. И могла замёрзнуть и умереть. Так оно почти и случилось. Вы, наверное, проходили в школе малое глобальное похолодание?

— Наверное. Я не… уверена, — я покосилась на Бритца, который машинально кивал, хотя он-то уж точно не проходил школьный курс географии Урьюи. Вот жук. Профессор, впрочем, спросил только риторически, уверенный, что абсолютно все помнят глобальное похолодание как вчерашний день. И продолжал:

— Из капель её плазмы, которые брызнули на сильвесту, появились фламморигамы. Они согревали Урьюи, а потом сосланные шчеры разработали программу по поддержке популяции фламморигам. Вывели для них идеальную породу сильвесты. Мы продолжаем ждать нового сдвига коры, который, может быть, позволит шамахтону наконец вернуться в ядро. По её словам, она лежала в нём, свернувшись как пружина.

— Постойте, вы сказали… «по её словам»? — опешил Кайнорт.

Профессор посмотрел на него с нескрываемым раздражением человека, который терпеть не может тупых студентов, а мы вдвоём сейчас являли именно таких:

— А кто, по-вашему, должен отвечать на вопросы о шамахтоне? И как, по-вашему, мы узнали её историю? Прочитали в комиксах?

— Мы сможем поговорить с шамахтоном? Прямо с ним? На самом деле?

— С ней. Да, аквадроу сможет, — буркнул Скварке, довольный произведённым на эзера эффектом. — После того, как три недели фламморигамы не приходили, оплакивая детёныша в гроте, Урьюи решила говорить только с активными диастимагами. Она поглощает свободные диастимины из потока, который окружает активного мага, и компенсирует энергию, которую тратит на разговор. Диастимагу это не навредит. А у пассивных такого потока нет, поэтому… поэтому вы останетесь со мной за барьером.

Мы с Кайнортом переглянулись, и восторг с него как рукой сняли:

— Профессор Скварке, Вы точно не скормите её хтонической твари?

— Ещё один намёк на жертвоприношения в храме науки, и я выгоню вас прочь!

— Простите, профессор Скварке, — Бритц опустил ресницы. — Никак не избавлюсь от привычки опираться на предыдущий опыт.

Впрочем, если бы этот вопрос не задал Кайнорт, это обязательно сделала бы я. Очевидно, профессор жил в своём особом замкнутом мире высокой науки, может быть, даже не зная, что была война, и что по берегу разгуливают вооружённые до зубов горбатые зомби. Если он и не кормил хтонь девчонками, то уж точно скармливал ей всё своё время. Он подошёл к одной из дверей, точно такой же, как и другие в атриуме: без петель и ручек. Она выглядела как нацарапанный на стене портал. Скварке приложил ладонь и толкнул от себя:

— Проходите в манеж,