Осколки протокола. Суррогат реальности - Юрий Александрович Уленгов

Теплица. Гигантская живая теплица.

Егерь шел впереди, не оборачиваясь. Двустволка на плече, плащ колышется в такт шагам. Уверенно, спокойно, будто прогуливался по знакомому парку. Ни секунды сомнения, ни малейшей заминки. Он точно знал, куда идет. И это одновременно успокаивало и настораживало.

Я двигался следом, стараясь ступать след в след. За мной — Вьюга, ее шаги были почти бесшумными, только легкий шорох подошв по влажной земле. За Вьюгой шел настороженно озирающийся Рокот с винтовкой наизготовку. Замыкал Молот. Громила старался ступать тихо, но при его габаритах и весе снаряжения это было задачей не из простых. Каждый его шаг отдавался глухим «чавк» в раскисшей почве.

— Не нравится мне здесь, — пробурчал он вполголоса.

— Заткнись, — прошипела Вьюга, не оборачиваясь. — Надо было оставаться на опушке, в компании рапторов и риперов. С ними тебе веселее было бы, да?

Молот открыл рот, чтобы огрызнуться — я видел, как напряглись желваки на его челюсти — но передумал. Может, до него дошло, что в этом месте лучше помолчать. А может, просто не нашел подходящих слов. Здесь, под этими кронами, слова казались лишними.

Деревья вокруг не были похожи ни на что виденное мной раньше. Искривленные стволы, покрытые наростами и лишайниками, тянулись вверх, к невидимому небу. Некоторые были толщиной в несколько обхватов, другие — тонкие, гибкие, изогнутые под немыслимыми углами. Ветви переплетались так плотно, что образовывали сплошной полог, сквозь который почти не пробивался свет. Лишь редкие пятна тусклого сияния — то ли пробившиеся солнечные лучи, то ли что-то совсем другое — давали хоть какой-то ориентир.

Кора на некоторых деревьях пульсировала. Я заметил это не сразу — сначала решил, что показалось, игра света и тени. Но нет. Медленно, ритмично, с интервалом в несколько секунд поверхность ствола вздымалась и опадала. Будто под корой билось огромное сердце. Или что-то дышало.

— Шеф, — голос Симбы звучал подчеркнуто ровно, но я уже научился различать его интонации, — я фиксирую множественные биосигнатуры по периметру. Идентификация затруднена — сигнатуры не соответствуют известным образцам. Большинство стационарны или демонстрируют минимальную подвижность. Однако некоторые…

— Что — некоторые?

— Некоторые движутся параллельно нашему маршруту. Сохраняют постоянную дистанцию. Я бы предположил, что за нами наблюдают

Я активировал нужный слой интерфейса. Точно. Красные метки по краям визора — десятки, может, сотни меток. Россыпь точек, будто кто-то швырнул горсть алых искр на темный экран. Большинство неподвижны. Но с дюжину — нет. Они двигались рядом с нами, чуть позади, держа дистанцию метров в тридцать-сорок.

Эскорт? Или конвой? Лучше бы ни то, ни другое, если честно…

Егерь вел нас по узкой тропе — если это вообще можно было назвать тропой. Скорее, просто менее заросший участок между деревьями, где подлесок был пониже, а кустарник не таким густым. Под ногами хлюпала влажная земля, покрытая слоем гниющей листвы. Кое-где попадались корни — толстые, узловатые, выступающие из почвы, как застывшие змеи. Один раз я чуть не споткнулся о такой, в последний момент заметив его в полумраке.

Слева мелькнуло что-то яркое. Пятно цвета среди бесконечных оттенков зеленого и коричневого. Я повернул голову — и замер на миг.

Цветок.

Огромный, размером с мою голову, может, больше. Лепестки темно-алые, почти черные по краям, влажно поблескивающие в полумраке. Они были раскрыты, обнажая сердцевину — пористую, зернистую, испещренную чем-то похожим на прожилки. В центре поблескивала капля густой жидкости, янтарной, как мед.

Красиво.

Ну, точнее, было бы красиво, если бы я не знал, откуда он растет. Я уже видел такие цветочки, и знал, откуда они черпают живительную силу для своей красоты.

Из трупов.

Тело вросло в землю, слилось с ней, покрылось мхом и лишайником. Но еще можно было разглядеть очертания: широкие плечи, согнутые в коленях ноги, запрокинутую голову. Остатки снаряжения — разгрузка, ботинки, что-то похожее на автомат — все оплетено корнями и побегами, затянуто в кокон растительности. А цветок… Цветок пророс прямо сквозь грудную клетку, раскинув лепестки там, где когда-то билось сердце.

Пока я смотрел, бутон шевельнулся. Лепестки дрогнули, раскрылись чуть шире. Капля в сердцевине набухла и медленно скатилась вниз, по стеблю, впитываясь в то, что осталось от человеческого тела.

— Не смотри, — негромко сказал Егерь, не оборачиваясь. — И не останавливайся. Здесь много такого. Привыкнешь.

Привыкну. К трупам с цветами вместо сердца. К телам, ставшим удобрением для чужой флоры. Конечно привыкну. Человек — скотина такая, адаптивная. Ко всему привыкает.

Я отвел взгляд и продолжил движение, стараясь смотреть только на спину Егеря.

Не помогло.

Через пару десятков метров я наткнулся на еще один труп. Точнее, скелет, вросший в ствол дерева, будто то решило его обнять и забыло отпустить. Кости торчали из коры, облепленные лишайником. Череп смотрел пустыми глазницами, из которых тянулись тонкие белесые побеги.

Еще через сто метров целая россыпь костей, у подножия огромного дуба, аккуратно сложенные в кучу. Слишком аккуратно для случайности. Будто кто-то — или что-то — их собрало.

— Судя по всему, Роща утилизирует биоматериал, — прокомментировал Симба. — Добывает из него питательные материалы.

Я тихонько хмыкнул. Утилизирует. Хорошее слово. Технологичное. Отстраненное.

Я предпочитал думать об этом именно так. Не «пожирает». Не «поглощает». Просто — утилизирует.

Мы шли уже минут десять, когда Егерь резко остановился.

Без предупреждения, просто вдруг встал, как вкопанный, так, что я чуть не наткнулся на его спину. Попытался возмутиться, но его правая рука взметнулась вверх — кулак сжат, локоть согнут под прямым углом. Универсальный сигнал, понятный любому, кто хоть раз держал в руках оружие: стоп, тишина, опасность.

Я замер, не донеся ногу до земли. За спиной — тихий шорох: Вьюга, Рокот и Молот тоже остановились. Слаженно, без лишних звуков. Группа ощетинилась стволами во все стороны, выискивая вероятную опасность.

Тишина.

Плотная, давящая. Даже привычный шелест листвы, казалось, замер. Роща затаила дыхание.

А потом я услышал.

Треск. Глухой, тяжелый, будто ломались толстые сучья. Что-то двигалось сквозь чащу — не особо заботясь о том, чтобы обходить препятствия. Просто перло напролом, сминая подлесок, раздвигая стволы.

Близко. Слишком близко.

Я медленно опустил руку на рукоять «Питбуля». С предохранителя оружие снимать не стал, но когда пальцы легли на знакомую поверхность и ощутили прохладу металла, стало немного спокойнее.

Треск приближался. Деревья слева от нас качнулись — не от ветра, его здесь не было — а будто расступаясь, уступая дорогу. Стволы, казавшиеся незыблемыми, подались в стороны с протяжным скрипом. Ветви разошлись, образуя проход.

И в этом проходе я увидел движение.

Силуэт. Массивный, темный