Русский бунт. Интервенция - Алексей Викторович Вязовский

— Господа генералы! Попрошу к карте! — Суворов был в своем репертуаре и время почем зря тратить не желал.

Все подошли к столу и принялись в сотый раз изучать план фортификаций Кёнигсберга.

Город делился на две части рекой Прегель. Основная располагалась на правом берегу и была защищена вальным обводом в форме разностороннего треугольника. Его вершиной выступало Верхнее озеро, фактически разрывавшее единую линию куртин и бастионов. Оба катета этого условного треугольника (самый длинный представлял собой дугу) имели по восемь выступающих остроугольных равелинов, позволявших вести фланкирующий огонь. Все по науке, как завещал великий Вобан.

Заречные городские кварталы имели схожие укрепления и вдобавок форт Фридрихсбург. Штурмовать их не имело никакого смысла. В случае успеха мы город не захватывали, лишь могли приблизить свои батареи к центру Кёнигсберга и редюитам крепости. Таковых было три — кварталы Альштадт, Кнайпхоф и Лёбенихт, каждый был обнесен каменной стеной.

— Нет такой твердыни, которую не смог бы взять русский солдат! — уверенно заявил Суворов. — Главное его подготовить, научить взбираться на стены, не тратя времени на лишние движения и суету. Поэтому предлагаю начать с обучения полков, назначенных в штурм. На реальном макете, точно повторяющим фрагмент бастиона с равелином. Для врага пока изображаем подготовку к осаде, а в тылу проводим экзерциции.

— Мои заводчане пойдут! Рвутся в бой. Застоялись в Петербурге! — тут же влез с инициативой Ожешко.

— Чего это твои? — рявкнул Никитин. — Муромцы не менее достойны!

— А про моих егерей и казаков забыли? — подался к столу Чика.

— Вы же полчаса назад меня уверяли, что штурм невозможен, — подначил я своих генералов.

— Коли ты, государь, говоришь, что можно — так тому и быть! И никак иначе!

От этих слов Зарубина веяло такой уверенностью во мне, такой силой духа, внезапно проснувшейся в шатре… Я сглотнул появившийся в горле ком, а Суворов с Грейгом удивленно переглянулись.

— Где будем штурмовать? — задал я главный вопрос.

Все снова склонились над картой.

Суворов ткнул пальцем в форт.

— Нужны два главных удара и третий, отвлекающий. Раз флотские уверяют нас, что справятся с Фридрихсургом, предлагаю атаковать вдоль реки на удалении от нее в ста-двухста саженях, чтобы не попасть под случайный огонь с линкора, тремя колоннами — под одной на каждый равелин. Куртины оставляем на закуску, благо что равелины не ниже стен бастионов, как сейчас строят, а вровень. Другую атаку проводим с противоположной стороны, чтобы раздергать гарнизон. Ложную атаку проводим со стороны городских выгонов на заречные кварталы. Штурму будет предшествовать двухдневная бомбардировка. Задача — полностью подавить артиллерию врага на открытых капонирах, чтобы уменьшить огневое поражение линейного корабля…

— Кто, кстати, пойдет? «Густав Третий» или «София-Магдалена»? — уточнил я. — Первый назван в честь хронического неудачника, дурная примета, вы не находите?

— Корабли, захваченные у противника, а тем более от союзника, на флоте не принято переименовывать. Значит, его и отправим. Погибнет — не велика потеря, — неожиданно заявил адмирал.

— И кто же поведет его на смерть?

— Конечно же, я!

— Иного и не ждал от героя Чесмы! — одобрительно откликнулся Суворов.

— А я ждал от вас, Александр Васильевич, большей выдумки, — неожиданно затеял пикировку Грейг. — Вы, армейцы, традиционно игнорируете воду. Почему бы не выбрать для второго удара Верхнее озеро, Обертайх? Это же слабейшее место крепости (2). Шлюпок на кораблях предостаточно, как и опытных гребцов. Пробить брешь в стене над озером и по воде ворваться практически к центру города. На плотах доставить внутрь крепости не только легкие, но и средние орудия. Они пригодятся для боев в кварталах, обнесенных стенами…

— Адмирал дело говорит! — кивнул Чика. Все его поддержали согласным гулом.

Снова склонились над картой. Начался профессиональный разговор — где ставить брешь-батареи, как обеспечить взаимодействие между наступающими с трех сторон деташементами, где размещать резерв, в который решили поставить всю кавалерию…

Больше всего споров вызвал вопрос, кого куда назначить. Устав слушать общее нытье, предложил:

— Просто бросьте жребий.

Бросили.

Отвлекающий удар достался Ожешко, отчего он тут же стал мрачнее тучи. Озерное направление выпало Чике, атака вдоль реки — Никитину.

— Ну как, господа генералы, всем все понятно? Тогда разбегаемся? Адмирал, задержитесь, я хотел коротко переговорить.

Армейцы двинулись на выход. Грейг остался. Сорокалетний моряк смотрел на меня с легким оттенком дерзости, но границы дозволенного не пересекал.

— У нас раньше не выдалось случая поговорить. Как ваш побег из Лондона?

— Ваш человек, Ваше Величество, организовал все великолепно. Помог нам и туман на Темзе, и немного отваги плюс морское хладнокровие. Англичане от нас подобного не ожидали.

— Рад, что капризная фортуна вас не покинула! Вы удачливый человек, адмирал. В Чесме, отправившись в одиночку поджигать брандеры, могли погибнуть, но Бог благоволит храбрецам. Много ли офицеров и матросов остались в Лондоне?

Грейг моргнул, не ожидав от меня такого вопроса. Он помедлил несколько секунд.

— Не все офицеры согласились вернуться. И не всех пожелавших матросов мы смогли взять на борт фрегатов.

— Это печально. Но я их вытащу. Обещаю. Быть может, даже с оставшимися в лондонском порту линейными кораблями.

— Благодарю, Ваше Величество!

— У меня есть для вас совет. Когда развернете линкор, нагрузите борт, противоположный цитедели. Корабль накренится, и вы сможете стрелять по форту навесом, а не настильным огнем. Заранее продумайте этот момент и подготовьте своих канониров.

Грейг был явно впечатлен.

— Слухи о ваших талантах… они не преувеличены!

Я отмахнулся от похвалы.

— Постарайтесь не погибнуть во время штурма. У нас еще много незаконченных дел.

— Все в руках господа Бога и упомянутой вами госпожи фортуны.

— Ступайте, адмирал, нас ждет много работы.

* * *

Кёнигсберг агонизировал. Дымились руины равелинов, заваленные обломками лафетов крепостных орудий, куртины зияли пробитыми брешами, вспыхивали пожары в городских кварталах от случайно залетевших бомб и ядер — как ни старались мои пушкари выполнить мой приказ и щадить гражданских, точность бомбардировки оставляла желать лучшего. Где-то там, в районе Кнайпхоф, прятался от обстрела философ Иммануил Кант — интеллектуальный лик Кёнигсберга, его гордость и живое доказательство, что прусскому милитаризму есть достойная альтернатива. Надеюсь, его пощадит бездушный снаряд, которому все равно кого отправить на тот свет — гения,