Тьма. Том 4 - Лео Сухов

При этом двигался я прямо на Ярополка, подняв оружие так, чтобы можно было и рубануть, и уколоть. В зависимости от того, что он сам предпримет.

Но первым делом всё равно пришлось защищаться. Ускорившийся, как метеор, Ярополк обрушил на меня целый каскад ударов. И если бы не моя первооснова, я не смог бы ничего им противопоставить.

А ещё пару раз я в последний момент догадался не отбивать летящий в меня клинок, а отклониться, оставаясь готовым к защите. Если бы не ускоренное восприятие — точно попался бы в расставленную ловушку и получил удар палашом.

Помогало ещё и то, что я отчётливо понял: Ярополк церемониться не собирается. Его целью было не вывести меня из боя, а — убить. Как он и озвучил ещё утром, вызывая меня на поединок. А оправдаться боярич всегда найдёт чем. Видимо, именно так Ярополк и думал.

И когда я видел удары, которые не могли сразу убить — предпочитал рискнуть и уклониться. Блокируй я их оружием, у боярича появился бы шанс перехватить мой клинок и увести его в сторону, открывая меня для следующего удара.

Это, наверно, мою жизнь и спасло. За те десять-пятнадцать секунд, что противник наседал на меня в бешеном темпе, я получил четыре неприятных пореза, которые вскоре должны были лишить меня сил из-за постоянной потери крови.

Однако ни на одну уловку я не повёлся. И когда скорость Ярополка начала падать, я всё ещё двигался в замедленном восприятии. Хотя уже чувствовал, как чёрное сердце подаёт болезненные сигналы о слишком большом расходе теньки.

Увы, продолжать выматывать противника я не мог. Всё те же порезы не оставляли мне выбора. И я, перехватив инициативу, насел на Ярополка так, как он совсем недавно наседал на меня. И вот мои удары были по-настоящему сильными!

Всякий раз, когда Коновалов отбивал мой выпад, я старался тут же ударить снова, и посильнее. К тому же, при каждом ударе лицо Ярополка дёргалось, как будто от боли. А значит, он уставал всё больше и больше. И это придавало мне уверенности, не жалея сил, продолжать бой.

А потом Ярополк не успел довести блок. Не знаю, что уж тут сработало — откат от принятого снадобья, отсушенная рука или усталость от тяжёлого оружия — но ему изменила даже его привычная скорость.

И он не успел подставить под мой удар лезвие своего палаша.

Моё оружие прошлось по запястью Ярополка… И за счёт веса, скорости и вложенной силы разрубило и его, и плечо выше локтя.

А парень всё ещё не понимал, что потерял руку — и продолжал двигаться, будто у него было оружие. И в следующем же выпаде я продырявил ему уже левое плечо. Каюсь, последнее, наверно, было лишним… Ну так и я не сразу осознал, что у моего противника больше нет ни оружия, ни правой руки.

Вот только убивать придурка не хотелось. Не из доброты душевной, а чтобы не огрести проблем с его родственниками. Одно дело — потратиться, чтобы руку отрастить, это будет парню наукой. А совсем другое — если его родителям пришлют из училища хладный труп.

Других причин жалеть этого буйного полудурка я не нашёл. Он пытался убить меня в обход правил, и за одно это можно было бы снести ему башку.

Однако нет.

Поэтому я отскочил от Ярополка на несколько шагов. И застыл.

Как застыли и все присутствующие, для которых наша схватка слилась в ускоренный обмен ударами, из которого один вышел с несколькими порезами, а другой — с повреждением правой руки.

Да ещё каким…

Кисть с зажатым в ней палашом упала на песок площадки, а нижняя, ещё оставшаяся с Ярополком часть руки болталась, скажем так, на соплях. Где-то секунду мой противник смотрел на меня, буравя взглядом… А потом глянул на руку, закатил глаза и кулём свалился на песок.

— Остановить бой! — рявкнул Субаба.

Но я уже и так опустил оружие. А к поверженному Коновалову кинулся дежуривший у круга Алексей Павлович. Конечно, это было в нарушение правил… Для начала лекарь должен был дождаться, когда судья трижды задаст вопрос моему оппоненту, а тот — не сможет ответить…

Однако что Ярополк не ответит — понимали все. И никто, само собой, не собирался обращать внимание на мелкое нарушение.

Я же постарался зажать самый глубокий порез на боку. Чтобы кровь хотя бы не лилась сплошным потоком. Нужно было дождаться, пока лекарь сможет наконец-то заняться мной.

А потом все заговорили разом. Субаба скороговоркой спрашивал у лежащего на земле Коновалова, может ли тот продолжить бой. Алексей Павлович кричал за пациента, что не может. Мария Михайловна, бледная, как мел, просила всех успокоиться.

С трибун в мою сторону летели крики восторга и оскорбления. А я плёлся по площадке для поединков, таща за собой к стойке с оружием тяжеленный зауральский палаш. И чуть ли не скребя его наконечником грязный от крови песок.

Там, на стойке — я точно помнил — лежала аптечка, где хранились бинты. И я сосредоточился на этой цели. А вот, что происходило дальше, запомнил плохо. Главное — раны замотал. Хотя нет… Ещё запомнилось, как кто-то, ругаясь сквозь зубы, помогал мне с бинтами. Кажется, это даже была Покровская.

Судя по словам, которые звучали между грязными ругательствами, Авелина как-то догадалась, что Ярополк пытался меня убить. Впрочем, как я позже понял, определить это было несложно. Все ранения, которые я пропустил, были в районе сердца. Лишь одно выбивалось — там подставилась шея. И это оказался наименее опасный порез.

Но если бы он был чуть глубже… Ещё не факт, что меня успели бы спасти. И даже наш лекарь не помог бы. Перебитая артерия — не шутки.

А потом вроде бы меня тащили к лекарне училища Субаба и Семён Иванович. А рядом, кажется, шёл Пскович. И Малая, которая выговаривала что-то всем троим.

Помню, как в лекарне меня усадили на кушетку… А затем примчался, весь в крови Ярополка, наш лекарь Алексей Павлович и, ругаясь на чём свет стоит, занялся мной…

Помню ещё, как Тёма лез ему под руку, пытаясь помочь, но только мешался… И, в конце концов, улёгся рядом, зафырчав, словно маленький, но очень решительный трактор…

В этот поздний вечер кабинет Малой оказался непривычно полон. На стуле для наказаний сидел я, потому что когда