Светоч Йотунхейма - Елизавета Алексеевна Дворецкая

Сказав все, что хотел, Рёгнвальд удалился. Сам не верил, что у него хватило духу так разговаривать с Хальвданом, но уж очень жгла его досада. И ведь Сигурд прав: Аса виновата, что они с Хальвданом утратили удачу. И если эту прореху не закрыть, то можно дождаться куда худших бед.

Хальвдан остался сидеть, глядя перед собой и стараясь уяснить этот странный разговор. Все это звучало безумно – но по-своему Рёгнвальд прав, в этом Хальвдан, как человек справедливый, не мог отказать. Что если он напрасно винит неведомых ведьм и в его несчастьях виновато давнее деяние его собственной матери? Если так, то ему и исправлять дело, тут не поспоришь…

Прядь 32

Старая Гуннвара жила на хуторе Моховые Камни, в паре роздыхов от конунговой усадьбы, и верхом туда добраться не составляло труда. Невысокие, крепкие лошадки с толстой шеей, крупной мордой, светло-бурой масти, с короткой гривой и длинной челкой, падавшей на черные глаза, уверенно бежали по каменистой тропе вдоль одного из многочисленных ответвлений огромного Согне-фьорда. С собой Хальвдан взял троих хирдманов и своего старого воспитателя Эльвира Умного. Возглавлял небольшой отряд Ульв-Харек – за день до того он уже наведывался к старой Гуннваре. Колдунья призвала своих духов на помощь и подтвердила: брат Ульв-Харека и правда в Йотунхейме. Ее духи по следу родной ему крови вошли туда очень уверенно и быстро его отыскали. О Рагнхильд они ничего не могли сказать, но стоило полагать, что где Хаки, там и девушка. Один из хирдманов вез позади седла связанную овцу – плату колдунье.

Эльвир Умный, едущий перед конунгом, был уже совсем седым, но жилистым и крепким мужчиной, а голубые его глаза сияли с обветренного, морщинистого лица по-молодому ясно. Родного отца Хальвдан лишился в годовалом возрасте, и Эльвир, которого королева Аса к нему приставила, едва ему миновало пять лет, вырастил его, став ему самым близким человеком и наставником. Когда Хальвдан обрел самостоятельность, Эльвир сохранил должность доверенного лица и советчика и везде сопровождал конунга. Теперь ему было уже под шестьдесят, но, имея твердое намерение попасть в Валгаллу, он не уклонялся от битв, которые вел его конунг. Следуя по тропе один за другим, беловолосый Эльвир и черноволосый Хальвдан напоминали двух Одиновых воронов, белого и черного, летящих за важными сведениями для своего господина.

Обдумав все дело, Хальвдан решил повидаться с колдуньей сам. То, что Рёгнвальд говорил о мести за его деда Гудрёда, было по-своему верно, но у Хальвдана возникла мысль о другой мести. Что если приключения Рёгнвальда в Хрингарики связаны с гибелью Харальда-младшего? Что если у исчезновения дочери Сигурда Оленя и смерти Хальвданова сына один общий виновник? Если так, то Хальвдан чувствовал себя обязанным добраться до него и отомстить за потерю наследника. Пока месть за убитого родича не свершена, тот не сможет возродиться. Оставь Хальвдан это дело без последствий – будут ли у него другие сыновья, взамен Харальда? Кому после него достанутся все его земли: Агдир и Вестфольд, полученные по наследству, а также завоеванные его мечом и отвагой – Вингульмёрк, Раумарики, Хейдмёрк, Тотн, Ланд и Хадаланд, Согн? Не для того он с восемнадцати лет жил войной, чтобы все его могущество умерло вместе с ним, в каждом фюльке опять завелся свой мелкий конунг, живущий по собственным законам, и все эти конунги бесконечно воевали между собой, мешая людям жить.

Ну а если удастся заодно и вызволить девушку, то будет еще лучше.

Тропка повернула, и за выступами скал открылась маленькая прибрежная долина. В пасмурный день сама вода фьорда в тени бурых гор казалась темной, дальние горы принимали лиловый отсвет облаков и такую же лиловую тень бросали на воду.

– Это здесь, конунг! – сказал Ульв-Харек.

Близ тропы паслись козы, черные и серые: одни лежали между больших камней, торчащих из земли, другие щипали траву. На самом берегу над фьордом, над маленьким заливчиком, куда удобно завести лодку, виднелись три бревенчатые хижины. Самая большая стояла на уступе скалы, возвышаясь над двумя другими и прикрывая их от северного ветра; рядом был хлев с приставной лесенкой на чердак, где располагался сеновал. Третья дерновая крыша, на могучих бревенчатых опорах, но без передней стены, оказалась лодочным сараем, где лежала старая лодка.

К открытой двери хозяйского дома вели ступени, сложенные из плоских каменных плит, изнутри сочился дым. Неподалеку от входа громоздились камни, а между ними Хальвдан заметил человеческую фигуру. Небольшая, седоголовая, одетая в серое, она казалась частью этих камней, и конунг, столько думавший в эти дни о скальных жителях, внутренне вздрогнул.

– Вон она сама! – сказал Ульв-Харек.

Гуннвара сидела на большом камне и пряла, вставив палку с привязанной куделью в щель. Близ нее лежали еще две козы; песочной масти черноухий пес при виде чужаков подскочил и начал наскакивать на лошадей, громко лая, но предусмотрительно не приближаясь.

– Матушка Гуннвара, это я, Ульв-Харек, я был у тебя вчера! – Тот замахал рукой. – Приехал Хальвдан конунг, у него есть к тебе разговор.

Хозяйка уняла пса, отложила прялку и сделала несколько шагов навстречу гостям. Едва ли когда этот небогатый хутор видел сразу шесть всадников на хороших конях, в крашеной одежде, здесь они казались выходцами из какого-то другого мира. Тем не менее Хальвдан, сойдя с коня и оставив повод хирдману, сам подошел к Гуннваре. Это была высокая худая женщина, далеко не молодая, с потемневшей от солнца и ветров морщинистой кожей. Несколько плосковатое лицо и высокие скулы выдавали примесь лопарской крови, и Хальвдан отметил про себя: вот откуда у нее способности к колдовству. Взгляд ее глубоко посаженных блекло-голубых глаз пронизывал насквозь, в каждом движении угадывалась целеустремленная сила, что даже напомнило Хальвдану о его матери – тоже очень решительной женщине. Еще не сказав с Гуннварой двух слов, Хальвдан поверил, что она и правда сведуща в тайном ремесле.

– Привет и здоровья тебе, матушка Гуннвара! – приветствовал он ее.

Великодушный человек не сочтет, что вежливость с низшими уронит его достоинство. Если же подозреваешь в собеседнике силу, то и вовсе нет урона чести в том, чтобы ее уважить: в этом скажется не только благородство, но и благоразумие.

– Привет и тебе, милый, дорогой! – насмешливо ответила хозяйка, показывая, что не заслужила такой чести, но ценит ее. – Сразу видать, у кого за душой много добра – он охотно им делится, не боясь обеднеть. Ты, стало быть, Хальвдан конунг, сын той решительной женщины, Асы