Светоч Йотунхейма - Елизавета Алексеевна Дворецкая

только длинными рыжими волосами, но и кое-какими полезными знаниями, и напрасно Эльвир считал, что от этого парня Хальвдан не дождется хороших советов. Ульв-Харек, в Среднем Мире человек смелый и честный, но вполне обыкновенный, вдруг обрел новую уверенность, будто все здесь было ему отлично знакомо. Его спокойствие поражало Хальвдана: Ульв-Харек держался, как у себя дома.

– Это… благодаря твоему брату Хаки ты знаешь, где ее искать? – все же не удержался от вопроса Хальвдан, когда они уже тронулись в путь через долину.

– Сдается, можно и так сказать! – Ульв-Харек засмеялся. – Хаки ведь только о том и думает, как бы ее заполучить! Они с Микиль-Троллем ходили к Матушке Идис искать ее, но не нашли, а только приметили, что в доме сидела белая кошка. На второй раз они попросили у Матушка Идис эту кошку, предложили выкуп – дойную козу, Матушка Идис удивилась, но согласилась. Они принесли кошку домой, думали, она превратится в девушку – а она все кошка! Залезла под лавку и шипит, не дает к себе прикоснуться. Хаки думал, может, надо ее поцеловать, чтобы расколдовать… – Ульв-Харек даже остановился и согнулся, чтобы отхохотаться, – схватил ее в объятия, прижал к груди… Ох, Матушка Ангрбода! Поцеловал… а она как даст ему когтистой лапой… ободрала нос… он ее и бросил. Наутро она сбежала. Они снова пошли к Матушке Идис требовать свою кошку, да кошки в доме не нашли. Смотрят, возле дома лежит белая коза. Матушка им говорит: глупцы вы, та коза была ваша Рагнхильд! Они опять просить у Матушка Идис – дали выкуп, телку. Матушка Идис говорит: вот не знала, что у вас в роду принято… жениться… на козах! Привели козу домой…

– Поцеловали? – Хальвдан тоже смеялся, хоть и косился с тревогой по сторонам.

– Ты не поверишь – да! Хаки ее поцеловал, а она… как даст ему рогами… в то самое место… Потом нагадила прямо в доме, матушка ее и выгнала. Думаю, убежала назад к Матушке Идис. Теперь сидят, думают, как им одолеть эти хитрости… Но только, видишь ли, тролли хитры, да не умны: вечно выдумывая разные каверзы, чужие они распознать не способны.

Хальвдан вдруг понял, что ему кажется странным в этом деле.

– Но почему же тот тролль помогает Хаки?

– А ты не знаешь? – Ульв-Харек остановился и взглянул ему в лицо.

Хальвдан встретил его взгляд и вновь поразился, как изменил его хирдмана Йотунхейм. Эти глаза приобрели совсем иное выражение: теперь за ними стоял весьма осведомленный ум и уверенный дух человека, привыкшего смотреть на других свысока.

– Ведь Хаки – на самом деле мне никакой не брат, – жестко сказал Ульв-Харек, не дав Хальвдану додумать ту мысль. – Он – родной сын Микиль-Тролля, вот тот и пытается помочь ему заполучить самую лучшую невесту. Но я – человек, и я не позволю, чтобы тролль владел человеческой девушкой, особенно без ее согласия. Так что ты можешь смело положиться на меня, клянусь грудью Ангрбоды!

Они пошли дальше по сумеречной долине. Светлая зелень бегущего по небу огня стала отливать цветом морской волны. Снопы переливчатого света устремлялись вверх, в бездну, и там, если поднять глаза, виднелись крошечные огонечки белых звезд. Хальвдан был в смятении. Не позавидуешь Ульв-Хареку – узнать, что твой брат на самом деле сын тролля! Еще вчера, когда они собирались в эту дорогу, тот этого не знал и намерен был спасти своего брата. А Хаки, оказывается, не нуждается в спасении, а напротив, намерен жениться, да еще на дочери конунга. В мыслях Хальвдана засела некоторая путаница: он понял смысл рассказа о неудачах Хаки, но какие-то мелочи все не вязались, однако он не мог их ухватить и обдумать. Не такое это место – Йотунхейм, где можно добиться ясности. Радуйся, если хоть что-то понимаешь.

Когда Ульв-Харек успел об этом узнать? Может, Гуннвара поведала ему правду, но он не стал ее передавать? Пожалуй, не будешь гордиться тем, что твой брат – тролль. Ульв-Харек еще весьма мужественно это принял.

– Давно ты знаешь? – спросил Хальвдан, стараясь голосом дать понять, что из-за этого внезапного родства он не стал относиться к Ульв-Хареку хуже.

– Несколько дней.

Выходит, Гуннвара сказала ему в их первую встречу.

– Как же он попал… в вашу семью?

– Микиль-Тролль подложил его в колыбель в самую ночь рождения, заменив на… О, вон и домик Матушки Идис! – прервал Ульв-Харек сам себя. – Сейчас мы узнаем, кого Хаки придется целовать в следующий раз!

Прядь 34

– Нужно взять маленькую свинцовую пластинку, а лучше серебряную, и нанести на нее любовные руны. Потом положить ее в рот под язык и так поцеловать того, кто тебе любезен. В тот же миг он ощутит к тебе сильнейшую страсть…

– У нас был один парень, который применил эти чары. – Фрейгерд – бронзовое блюдо – перебила Торхильд – серебряную чашу. – Но когда он целовал девушку, она услышала, как у него под языком что-то звякнуло, и ей хватило ума сказать: что сделано для меня, пусть перейдет на овечку! И весь тот день овечка бегала за барашком и домогалась любви, на смех всему хутору. Тут-то девушка и поняла, откуда у нее вдруг такое расположение к тому парню…

С длинной полки послышался смех десятков голосов – звонких, серебристых. Рагнхильд, сидевшая за пряжей на лавке под полкой, засмеялась тоже. Постоянная болтовня посуды не давала ей скучать в доме Матушки Идис, а к тому же она узнала множество чародейных приемов: королевы веков минувших были сведущи в колдовстве. Правда, Рагнхильд сомневалась, что от иных для нее будет толк: не очень хочется лежать где-нибудь в тенистом месте, положив себе на лицо плодную оболочку кобылы и втягивая ее в рот, даже если таким путем можно обзавестись духом-предсказателем.

«Да, – сказала ей поделившаяся этой мудростью Торхильд, – колдунами становятся люди, готовые делать вещи, которые не хотят делать другие».

«Как и прославленные герои, – добавила Сигрид, – выходят из тех парней, с которыми дома не было сладу и от которых родня всегда рада избавиться. Великий герой – всегда не такой, как все, и не только на благие дела он может направить свою силу. А для тех, кто живет с ним рядом, это не особо-то удобно».

«Правда… Правда…» – согласились чаши и кувшины.

В их серебряных голосах слышалась удрученность, и Рагнхильд подумала: при жизни знатные жены, чьи души в них обитали, должно быть, немало имели дела с героями, и не всегда себе на радость…

Веретено вдруг