Драконий век - Д. Дж. Штольц

на юношу перед собой: замызганного, простодушного, но темноволосого и белолицего, – Уильям догадался, что перед ним, скорее всего, стоит его дальний родственник. Получается, потомки его брата до сих пор обитают в доме, купленном на выигранный у сэра Рэя кошелек?

От столь пристального взгляда Брендон покраснел. И мысли у него не появилось, что этот богатый зрелый незнакомец, разодетый в шарфы, перчатки, высокие сапоги и закрытую одежду, отчего одно его лицо было обращено к миру, повязан с ним кровными узами. Да и глаза у незнакомца были пронизывающими, как ледяные иглы, – не посмотришь в такие долго. Именно поэтому слуга снова поклонился, во второй или уже третий раз, лишь бы избежать дальнейшего разговора.

«Значит, передо мной мой дальний племянник», – заключил Уилл.

– Расскажи-ка о своем прадеде.

– Да чего рассказывать о Балине… – Юноша переступил с ноги на ногу. – Понемногу тем был, потом этим. Всю жизнь тут прожил, как есть. Любил выпить, отчего его бабка ругала. Ее, кажись, Нанеттой звали… – Заметив интерес у незнакомца, который оживился при этом имени, он разъяснил: – Крепкая была бабка. Померла, когда я вовсю бегал уже. Столько у нас в Вардах никто никогда не жил. Вынянчила четвертых внуков и семерых правнуков. Кто-то из них разъехался, вон жили в Малых Ясеньках, раньше приезжали, пока не померли. Остальные тут. А их дети и внуки соседи нам… Четверо, поди, у нее внуков было… – Он загибал пальцы, не умея считать.

– Нанетта, значит… – сказал Уилл скорее сам себе.

– Да, ее так звали.

– А как жизнь свою закончил ее сын, отец твоего прадеда? – спросил Уильям о своем брате.

Юноша лишь пожал плечами:

– А как его звали вообще?

– Маликом звали.

– Ладно, а твой прадед?

– Помер в эту жатву. Жарко было очень.

– В эту жатву? – переспросил Уильям.

– Ага… Ночь душная была. Вот и нашли его утром на лавке, не проснувшегося. – Брендон грустно вздохнул. Деда он любил, от него и узнал столько о поселении и его истории. Брендон вообще любил побольше всего узнавать о мире вокруг себя.

«Немного не дожил до моего приезда», – подумал Уильям. Впрочем, никаких чувств по этому поводу он не испытывал. Старика Балина – имя постоянно ускользало от него, как рыба в реке, – он смутно помнил еще младенцем, пускающим слюни у него на руках. Даже успей они повидаться, говорить им было бы не о чем. Последними нитями, связывающими его с Вардами, были брат и матушка, да и тех он уже почти позабыл. Главное, что они прожили долгую жизнь: не в достатке, но и не в нищете. Тень от поступков Уильяма, видимо, не упала на них, чему он и обрадовался.

– А был ли у твоего прапрадеда брат? – вдруг спросил Уилл у конюха, который уже порывался вернуться в денник.

– Кажется, был… Там темная история… – наморщил лоб юноша. – Мало об этом брате говорили. Мол, причастен он как-то к тому, что демоны злые давно нагрянули в деревню. Запугали, дескать, народ… Привел он их. В общем, о нем не вспоминают. Да и не надо. Чего зло дергать лишний раз, уважаемый господин. Правда же?

– И то правда, – подтвердил Уилл. – Держи-ка, юноша, монеты. – И он с покровительственной улыбкой передал ему один из своих кошельков. – Не таращи глаза. Считай, что порадовал меня своими рассказами. Отнеси домой. Этих серебряных монет хватит и тебе, и твоим родителям, и твоим детям, и, надеюсь, вы не потратите их впустую.

От счастья и неверия юный слуга едва не сполз по стене. Он прижал тяжеленный кошелек к груди, пробормотал какие-то нелепые слова благодарности и растерянно побрел прочь, оглядываясь. Мало ли, вдруг передумают?

Ему вслед смотрел раздувшийся от зависти тавернщик, свербил взглядом.

– Эй, тавернщик! Ты лучше стол мне накрой! – одернул его Уильям. – Хорошо послужишь, может, и тебя вознагражу. Ну, чего встал?

Еще никогда тавернщик, мужчина в теле, так быстро не бегал. Ругал служанок и жену на кухне, сам выносил поднос за подносом с мясом, медом, яблоками и грушами и поражался тому, как ненасытен его гость. В его брюхе еда пропадала, будто в бездонной пропасти.

– Еще чего-нибудь вам, господин? – любезно спрашивал тавернщик. – Может, вам женской ласки хочется? Наша служанка Евросия очень красива и чиста, не замужем.

– Лучше подлей вина… – Уильям поглощал блюдо за блюдом.

– Может, я прикажу погреть вам кровать? Ночи уже холодные, промозглые…

– Хорошо, – согласился Уильям. – Только чтобы греющая кровать девица дольше положенного не задерживалась. Я предпочитаю спать в одиночестве.

Тавернщик спустя час обслуживания покрылся испариной с непривычки столько раз сгибать спину.

– А изволите ли, – спрашивал он льстивым голосом, – дать вам в услужение шустрого мальчишку? Вы только слово! Или скажите, куда едете, высокородный господин? Может, я советом подсоблю?

– Тебя не касается, – отказал гость. – Передай мои благодарности хозяйке на кухне. Было вкусно. Завтра вознагражу сполна, если сейчас не будешь надоедать и скакать вокруг, точно сам готов погреть мне постель. – Уилл понимающе ухмыльнулся, когда тавернщика буквально сдуло от его стола.

Уже поздней ночью, плотно поужинав, он отдыхал в своей комнате. Открыв ставни, рассматривал площадь, наблюдал заинтересованно за окнами окаймляющих ее домов, откуда лился свет лучин и очагов.

На самом деле, поселение не очень-то и поменялось за почти сто лет. Поменялись лишь люди, однако и те существуют одними и теми же заботами, проблемами и мечтами, что и прошлые поколения. Им бы есть посытнее, кровать потеплее, жену подобрее и покрасивее, детей крепких, чтобы помогали. Уильям вовсю глядел на Большие Варды и пытался запомнить их. Все его близкие и родные уже сгнили в погребальных корзинах с самими корзинами, но их образы поднимались им, обретали плоть и силу, и он старательно отыскивал этот ускользающий ручей, выуживал из него камешек за камешком. Он не знал, сколько пройдет времени, когда он забудет и это…

Постояв немного у окна, чувствуя пустоту в душе оттого, что рядом нет Вериатели, Уилл принялся раздеваться: жаркие перчатки, потом удушающий шарф, плотные рубахи и обмотки, скрывающие тело. В конце концов, сняв все до нижней рубахи, он улегся в постель. Его руки и ноги уже были уродливо черны от прорывающихся пластин, которые, захватив их, ползли по шее и скоро собирались добраться до лица. Так он и уснул, вспоминая черты Вериатели и ее демонический взгляд. Для него это было, пожалуй, самым ценным воспоминанием, которое он больше всего боялся потерять.

* * *

Малые Вардцы встретили тишиной. Правда, тишина эта прерывалась пением птиц, шумом протекающего поблизости ручья и потиранием веток кустов друг об друга. Все здесь было во владении природы. Она поселилась среди развалин домов, порушила стены и теперь ползла иссохшими лозами по останкам, оплетая их, чтобы скрыть под пологом блеклых листьев. Остывающее в преддверии осени солнце поднялось над горами.

Спрыгнув с лошади, Уильям повел ее за собой. Неожиданно та испуганно забила копытом: из-под развалин одного дома, принадлежащего некогда дровосеку, выскочила стайка чертят. Вихляя своими тощими задами, они со стрекотом ринулись к соснам, где и растворились среди темной хвои.

Костей нигде не лежало. Некоторые здания выглядели свежее прочих. Видимо, Малые Вардцы пытались заселить заново несколько семей, которые навели порядок, но что-то им помешало, отчего поселение вновь опустело. Твердым шагом Уильям прошел через крохотную площадь, завернул за угол, пока не увидел обломки своего дома. Отсюда и началось то, что вскоре закончится. Покосившиеся стены, сгнившие балки – все было таким же. Однако, к удивлению, вместо насыпи камней над Гиффардом стоял настоящий камень Ямеса с выдолбленной на нем надписью, кто здесь похоронен. А рядом располагалась лавка. Поблекшие ленты, видимо когда-то украшавшие камень своей пестротой, вились выцветшими змеями. Кто-то постарался над могилой. Уж не Йева ли, подумал Уильям? А ведь больше некому. Видимо, графиня иногда навещала это место, поэтому облагородила. Может, она была благодарна Гиффарду за то, что он своим примером показал, как выбирать судьбу самостоятельно, вне зависимости от данных обещаний