Не тот год - Михаил Владимирович Баковец

Те же на них внимания не обращали. К моему приходу немцы пустили под нож пару поросят и всю домашнюю птицу, вытащили из дома припасы. И сейчас во дворе всё скворчало и шипело, распространяя ароматные запахи свежего хлеба и жареного мяса. У меня от такого в животе забурлило и зарычало. Есть захотелось так, что мне захотелось пойти к столу и не взять что-то перед носом у немцев. Хотя бы свежего хлеба с вареньем или мёдом. Банки с тем и другим я прекрасно видел.

«Хм, а почему и нет», — хмыкнул я про себя и двинулся вперёд.

Через три минуты я сидел за покосившимся сараем из почерневших толстых жердей среди крапивы на вросшем в землю чурбаке со следами рубки топором и смачно жевал краюху ещё горячего хлеба, намазанную сверху слоем земляничного варенья. Сахарного диабета с моими новыми способностями мог не бояться. Поэтому умял не меньше полулитра варенья из трёхлитровой банки. Ну, и всю воду из фляги выпил.

С полным желудком сразу стало проще и легче. Так как больше меня тут ничего не держало, я решил вернуться в лес и там подождать, когда немцы решат уехать из хутора. Устраивать здесь кровавую баню будет крайне неправильно. Гитлеровцы потом отыграются на хуторянах, которые в отличие от того поляка на оккупантов смотрят волками и относятся также.

Не успел я встать с пенька, как из-за угла показались местные пацаны. Один нервничал и что-то торопливо шептал второму. Когда они оказались рядом, то я разобрал часть его фразы.

— … они же сразу поймут, что это мы. Или подумают на дядьку Фрокла, он же с германцем воевал тридцать лет назад и руки с глазом лишился…

— Мы просто им шины порежем и всё. Ну, выдерут они нас крапивой или хворостиной. Зато не успеют наших побить, пока станут шины клеить, — серьёзным тоном объяснял ему второй.

«Твою мать. Ещё этих малолетних мстителей тут не хватало», — с раздражением подумал я. А затем резко ухватил их обоих за уши и слегка вздёрнул вверх. Те вскрикнули и тут же замерли, придавленные заговором. — Велосипеды не трогать! Немцам не пакостить! Вы, охламоны, беду на свой дом навлечёте, всю семью сгубите! — после чего отпустил уши и отступил в сторону от пацанов на несколько секунд.

Те пару секунд стояли столами, а потом отмерли. Одновременно стали растирать уши, которые уже сильно покраснели после моих пальцев. М-да, не рассчитал я силу, хотя старался бережно всё делать.

— Это ты?

— Что? Это ты!

Мальчишки почти одновременно обидчиво посмотрели друг на друга и воскликнули. Потом ещё несколько секунд сопели. После чего один из них сказал:

— А ты что-то слышал?

— Что?

— Ну-у, — протянул первый, — что-то про дом. Не трогайте немцев, а то беду на дом навлечёте и всех сгубите. Как-то так.

— Э-э, — растерялся второй, а затем задумчиво пробормотал, — а знаешь, Федь, я тоже это слышал.

— Я знаю кто это был! — чуть ли не в полный голос завопил первый. И под вопросительным взглядом второго пацана заговорщицки прошептал. — Это домовой. Самый всамоделешный.

— Не бывает домовых, — возразил ему собеседник. Но сделал это с сильной неуверенностью в тоне.

В этот момент раздался выстрел из винтовки, заставивший нас всех вздрогнуть. Потеряв интерес к мальчишкам, я бросился на звук. К счастью, ничего страшного не произошло из того что я себе представил в голове, пока бежал. оказывается, немцы решили развлечься стрельбой по во́ронам, кружащихся в небе. Две крупные чёрные птицы закладывали круги высоко-высоко в небе. Немцы азартно палили по ним пару минут, спалив десятка два патронов. пока какому-то стрелку не повезло подстрелить одну из них. Падение во́рона вызвало радостный крик десятков глоток.

— Феликс, ты мне должен две пачки сигарет! — заорал кто-то из них, перекричав всех прочих. — Ты продул спор!

При виде мёртвой чёрной птицы в моей голове что-то щёлкнуло. Я вспомнил кое-что интересное, вычитанное в Книге Волхвов. Один раз я мимолётно уже вспоминал об этом. Дело было в крепости и речь шла о волчьем или медвежьем черепе. Но можно было использовать и птичьи. Причём они даже предпочтительнее в моей ситуации. Проведя над головой ворона, ястреба, филина или иной птицы особый ритуал, его можно было превратить в амулет. А уже с его помощью подчинять живую птицу того же вида и входить с ней в ментальную связь. То есть, я получал живой разведывательный беспилотник, чьи глаза становились моими.

Забыв на время о немцах, я бросился к месту падения ворона. Подстреленная птица рухнула далеко за околицей хутора. Мне пришлось изрядно побегать пока не нашёл добычу. Вся тушка мне была не нужна. Я отсёк немецким штыком голову, вырвал несколько перьев, разрубил тушку и достал сердце. Пришлось испортить карманы рубашки и пиджака, оторвав те. Первым я промокнул кровь с трофеев, во второй их завернул. Сверточек и перья положил в ранец.

Вернувшись обратно в хутор, я решил ещё раз внимательно приглядеться к гитлеровцам и послушать о чём они болтают. Особой пользы мне это не принесло. Зато увидел нечто очень интересное для себя.

Часть своего оружия немцы поставили у стены дома рядом с местом, где поставили столы с едой. Среди пары десятков карабинов, двух пулемётов и горы ранцев я увидел четыре здоровенных ружья с ДТК. В этом времени я впервые встречаю оружие с дульными насадками. Размеры и форма оружия напомнили мне крупнокалиберные винтовки из моего мира. Эти точно не они, скорее всего, противотанковые ружья. Не ПТРС, конечно, с которыми я сталкивался на Украине. Но тоже сгодятся для моих целей. Ведь если наложить усиливающий заговор на патроны к нему, то по эффективности ружьё сравнится с лёгкой противотанковой пушкой. при этом ПТР будет на порядок незаметнее и тише.

Берём? Конечно!

Вот только прямо сейчас хватать столь полезную для моих дел вещичку будет крайне опрометчиво. Это не порезанные шины на велосипедах. Хуже, гораздо хуже. За украденное ружьё гитлеровцы поставят к стенке всех на хуторе.

Ничего, я подожду, когда враги покинут хутор и отъедут подальше от него. А затем под шумок во время нападения умыкнул приглянувшуюся мне вещь. Время на ожидание у меня есть. Теперь готов просидеть рядом с хутором столько, сколько потребуется.

Тут в