Лесная обитель - Мэрион Зиммер Брэдли

– Да, кой-кого я знаю, – отозвался Гай, вспомнив о Кинрике. Учитывая обстоятельства его рождения, не приходилось удивляться, что тот принадлежит к тайному обществу мстителей. Молодой офицер думал про себя, что на месте Кинрика сам он поступил бы точно так же.

– Я обязан отыскать дочку сестры, так или иначе. Как я уже говорил, молочный брат Хадрона служит в ауксилии: он не женат и доверить ребенка ему некому, так что, выходит, я – ближайший ее родственник. Ты можешь меня представить в роли опекуна маленькой девочки? Я малышку не видел с тех пор, как она в пеленках была; сейчас ей, наверное, около восьми.

– Сперва нужно ее найти… – медленно протянул Гай. Кинрику, скорее всего, известно, куда уехали Хадрон с дочкой. А между тем Кинрик, который не понаслышке знает о том, как тяжко жить в разлуке с возлюбленной, наверное, помог бы ему увидеться с Эйлан…

– Ты вправду сможешь меня выручить? – Валерий замедлил шаг. Они уже почти дошли до кабинета префекта, а секретарь хорошо знал: Мацеллий решительно настроен против того, чтобы его сын общался с народом своей матери.

– Я попробую… – осторожно проговорил Гай. – Возможно, я знаю того, кто сможет разузнать что-нибудь о девочке.

Гай слыхал, что Кинрика вызвали на юг и он вместе с отрядом легионеров ездил в поход против разбойников, которые сожгли дом Бендейгида. Молодой римлянин был до глубины души изумлен таким известием, ну да месть сводит вместе самых неожиданных союзников. Поговаривали, что Кинрик теперь служит в ауксилиях как проводник и толмач. Гай гадал про себя: изменился ли образ мыслей молодого бритта или он до сих пор состоит в Братстве Воронов?

Если он попытается связаться с Кинриком по армейским каналам, отец непременно об этом прознает, но если походить по тавернам, обслуживающим военный лагерь, то рано или поздно он с юным бриттом непременно столкнется.

– Да благословит тебя Бона Деа! – Валерий порывисто стиснул руку Гая. Но тут открылась дверь, и оба застыли по стойке «смирно».

Не прошло и нескольких дней, как Гай, пробираясь сквозь запруженную народом рыночную площадь Девы, издалека заприметил Кинрика: голова и плечи молодого великана возвышались над толпой. Кудри его слегка потемнели, на подбородке пробилась первая щетина. Гай его окликнул; Кинрик нахмурился, решил, что этого молодого офицера не знает, и повернулся идти дальше.

Гай чертыхнулся, протолкался сквозь толпу и предстал перед ним лицом к лицу.

– Эй, погоди – ты что, совсем меня не узнаешь? – Кинрик опустил взгляд: синие глаза потемнели. Гай ощутимо напрягся. Не может же юнец поставить ему в вину невольный обман – теперь, когда он и сам служит Риму! – Сдается мне, я должен тебе чашу-другую доброго вина за то, что ты тогда вытащил меня из кабаньей ямы, – приветливо предложил он. – Тут есть один погребок; пошли попробуем, чем там у них поят!

Гай облегченно выдохнул: хмурый взгляд Кинрика сменился невеселой усмешкой.

– Вот теперь я тебя узнал, – кивнул он, – но, сдается мне, зовут тебя не Гавен. Как к тебе обращаться, трибун?

– Вообще-то мать действительно нарекла меня Гавеном и звала меня так до самой своей смерти, – промолвил Гай. – Я сказал тебе правду – всю, что мог. Но в римском городе я ношу отцовское имя: Гай Мацеллий Север. Моя мать была из племени силуров; в честь нее я получил прозвание Силурик.

– Кабы я знал обо всем об этом с самого начала, я бы убил тебя, – признался Кинрик. – Но с тех пор много воды утекло. Я выпью с тобою, римлянин, или кем бы ты уж там ни был.

В пыльной полутьме винного погребка Гай промолвил:

– Горько мне было узнать, что твой дом сожжен; если бы эти подонки из Гибернии перебили моих близких, я и то не сокрушался бы сильнее. Я так рад, что твой отец уцелел; и выразить не могу, как скорблю о смерти твоей матери.

– Она была мне приемной матерью, – откликнулся Кинрик, – но я благодарю тебя в память о ней. У нас на севере есть поговорка: кровные узы связуют на три поколения, но узы между воспитанником и приемной семьей – на все семь. Воистину жена моего приемного отца заботилась обо мне как родная мать.

– Она была добра и великодушна, – согласился Гай. – И я горюю о ней вместе с тобою. – Если бы он женился на Эйлан, он был бы рад обрести в Кинрике брата. Однако, в силу своего рождения, они с Кинриком оказались в разных лагерях и обречены были враждовать друг с другом – вплоть до недавнего времени. По крайней мере, бесчинства творят не одни только римляне, подумал Гай про себя. – Я побывал на пепелище твоего дома, но мой отец сразу после того отослал меня на север. Тешу себя надеждой, что я тоже воздал за гибель твоей матери, нанеся каледонцам удар-другой. Я очень порадовался, узнав, что разбойников из Гибернии постигла заслуженная кара.

– По крайней мере, и я сражался с ними – и отомстил за своих. В тот день я впервые в жизни не стыдился того, что в жилах моих течет кровь римлян, – промолвил Кинрик. – Сдается мне, в праздник Белтайн, когда ты гостил под нашим кровом, мы в последний раз были счастливы все вместе. А теперь все те, кому посчастливилось выжить, разъехались кто куда.

– В прошлый Белтайн я был на Девичьем холме, – осторожно проговорил Гай. – Я видел там Диэду и Эйлан, твою молочную сестру. Я был счастлив узнать, что она не погибла.

– Да, – коротко отозвался Кинрик. – Она теперь живет в Лесной обители – она стала одной из жриц Великой Богини. Что до Диэды, она в родстве с Эйлан, да только не со мною! И вряд ли нам суждено когда-нибудь породниться, если она там останется!

– Есть у меня в легионе один друг… – начал Гай.

– Вот уж не удивляюсь, – рассмеялся Кинрик. Гай покачал головой.

– Его сестра вышла замуж за бритта, и вся родня от нее отреклась. У супругов родилась дочка, но сестра моего друга умерла, а муж, как говорят, в бегах. Мой друг хотел бы отыскать девочку.

– В бегах… – задумчиво протянул Кинрик. – Но почему ты меня-то спрашиваешь?

– Потому что, по слухам, он – один из тех, кто летает в полночный час…

– Много разных птиц летает в полночный час. – Кинрик надолго уставился в чашу с