Лесная обитель - Мэрион Зиммер Брэдли

обеты нарушены не были. Гай задумался, как бы дать понять Эйлан, что она для него так же неприкосновенна и священна, как и дева из храма Весты. Он вспомнил, как был покорен ее доверчивостью, когда они сидели вдвоем у костров Белтайна, как его растрогало невинное простодушие девушки.

А вот Кейлин – совсем другое дело; Гай сразу понял, что старшая жрица не доверяет ему – а вернее, им обоим, – и твердо намерена ни на секунду не спускать с них глаз. Гай возмутился до глубины души: ему стало обидно за Эйлан. Надо думать, эта жрица воспитывалась на россказнях о вопиющих бесчинствах римлян. Для женщин Лесной обители довольно уже того, что он – римлянин и мужчина.

И, если уж совсем начистоту, не будь рядом старшей жрицы, он, вероятно, попытался бы поцеловать Эйлан: она казалась такой очаровательной в светлом холщовом платьице, оттенявшем золото ее волос. Наверное, такого рода облачения носили все служительницы святилища: Кейлин была одета в платье точно такого же покроя, но темно-синего цвета, которое ей совсем не шло. У обеих на поясе висело по маленькому изогнутому ножу.

Но вот Эйлан заговорила о малышке, оказавшейся в доме жриц. По ее сбивчивому рассказу Гай сразу догадался, что это, видимо, и есть дочка Валериевой сестры.

– Удивительное дело! – воскликнул он, – Сдается мне, это как раз та самая девочка, о которой я и пришел разузнать – племянница отцовского секретаря. Сколько ей лет?

– Должно быть, сама Богиня направляет нас! – воскликнула Эйлан. – Кажется, девочке лет девять от силы.

– Ну что ж, замуж ей пока рановато, – промолвил Гай. По римским законам девочкам дозволялось вступать в брак только по достижении двенадцатилетнего возраста. – Ну и славно, – шутливо добавил он, – а не то Валерий, пожалуй, посчитал бы своим долгом тут же заняться устройством ее судьбы. А теперь ему просто придется по-быстрому жениться на ком-нибудь, чтобы у девочки был дом.

– В этом нет нужды, – откликнулась Эйлан. – Девочка здорова и счастлива здесь, у нас; ты можешь так ему и передать.

Гай нахмурился; он знал, что для Валерия, который принадлежал к почтенному старинному роду, совершенно немыслимо, чтобы его племянница жила не под защитой и опекой семьи, а невесть где. Но ведь семьи у Валерия пока нет, и поручить ребенка ему некому; может, Валерию будет достаточно настойчивых заверений Эйлан в том, что она сама позаботится о здоровье и благополучии малышки?

В конце концов, в Риме для девочки считалось величайшей честью быть принятой в храм Весты. Пока она остается служительницей богини, ее почитают по меньшей мере как королеву или императрицу. Надо как-то убедить Валерия, что для его племянницы все устроилось не так уж и плохо.

Гай перехватил негодующий взгляд Кейлин – и внезапно осознал, что роняет какие-то пустые фразы о ребенке, которого даже в глаза не видел. Они с Эйлан уже сказали друг другу все то, о чем имели право говорить, и начали повторяться. Настало время прощаться.

Гай умолк и с тоской посмотрел на Эйлан. Вряд ли ему еще когда-нибудь представится возможность поговорить с ней – даже вот так, в присутствии третьего лица. Ему очень хотелось проститься с нею как следует – привлечь к себе, обнять и поцеловать, – но под бдительным присмотром Кейлин он, конечно же, не мог позволить себе ничего подобного. Да и, наверное, не стоит подвергать себя такого рода искушению. Но Эйлан все глядела на него, и в глазах ее читался немой вопрос.

– Эйлан… – пробормотал он, ведь Кейлин тоже не спускала с него глаз. – Ты знаешь, что я хотел бы сказать тебе. – Он протянул руку, не смея коснуться любимой, Кейлин многозначительно кашлянула, и рука тотчас же взметнулась вверх: молодой офицер церемонно отсалютовал на прощанье, сделав вид, что ничего иного в виду не имел. Но по улыбке Эйлан Гай понял, что девушка поняла его.

Юноша ушел, а Эйлан кинулась к Кейлин.

– Значит, вот он, этот римлянин, о котором ты грезишь денно и нощно, так что тебе и матрас набить папоротником нельзя доверить. Не понимаю тебя: по мне, так ничего особенного в нем нет.

– Ну, я и не ждала, что он тебе понравится, но он очень хорош собою, правда? – запротестовала Эйлан.

– По-моему, все римляне одинаковы, – заметила Кейлин. – И все мужчины тоже, если на то пошло. На мой взгляд, твой молочный брат Кинрик куда красивее. У него не такие резкие черты лица, и по нему не скажешь, будто он возомнил себя пупом земли.

О вкусах не спорят, подумала про себя Эйлан; ей самой Кинрик вовсе не казался таким уж привлекательным, а вот Диэда от него без ума. Но Гай, он совсем другой; Эйлан казалось, что он совсем не похож на типичного римлянина. Да и сам Гай, похоже, не слишком высоко ставит свое римское происхождение. «Конечно, ведь одно время он даже готов был отречься от империи, чтобы жениться на мне», – напомнила себе девушка.

Сама Эйлан даже подумать не могла о том, чтобы выйти замуж за кого-то еще, а ведь мужчин в мире полным-полно. Она едва ли сознавала, что мысли и мечты о Гае воздвигли нерушимую преграду между ее прошлой жизнью и всем тем, что теперь казалось ей привычным и само собою разумеющимся.

– Эйлан, ты опять в облаках витаешь, – резко одернула ее Кейлин. – Иди отыщи Сенару и расскажи ей обо всем, что тебе удалось узнать; а потом ступай на урок к Латис. Если только тебе удастся сосредоточиться на занятиях, в один прекрасный день ты будешь разбираться в целебных травах не хуже Миэллин.

Эйлан занялась делами, как ей было велено, но в мыслях снова и снова, как одержимая, возвращалась к разговору с Гаем, вспоминая каждое сказанное ему и услышанное от него слово. Девушка отказывалась верить, что никогда больше не увидит его и не поговорит с ним; даже после того, как они официально распрощались, Гай казался неотъемлемой частью ее жизни.

Тем же вечером, когда настал ее черед прислуживать Лианнон, Верховная жрица недовольно воззрилась на вошедшую.

– Не верю ушам своим! Ты выходила за пределы святилища на встречу с мужчиной? Такое поведение недопустимо для жрицы Лесной обители. Я очень разочарована в тебе, – отчитала она Эйлан.

На щеках Эйлан вспыхнул гневный румянец. Но, в конце концов, именно поэтому она и просила Кейлин быть свидетельницей их с Гаем встречи.

– Я не сказала ему ни единого слова, какого не могла бы произнести в присутствии всех жриц.

Лианнон вздохнула.

– Я и