Президент Всея Руси - А. Полевой

дубовыми колесами, двинулся грозный обоз. Десять боевых телег, каждая — настоящее крепостное сооружение на колесах. Их широкие кузова, защищенные дубовыми щитами с бойницами, скрывали смертоносный груз:

Две пушки на лафетах стояли неподвижно, будто дремлющие звери. Стволы, укрытые тканью пропитанной парафином, тускло блестели в полутьме — холодные, тяжёлые, готовые проснуться в любой момент.

Десяток дубовых бочек с черным порохом, тщательно укупоренных во влагонепроницаемые мешки из кожи. А так же ящики с готовыми снарядами.

Складное оружие — арбалеты со стальными дугами, разборные баллисты, ящики с готовыми снарядами.

Но главной хитростью были сами телеги — их борта по сигналу могли мгновенно превращаться в мобильную крепость. Специальные скобы и петли позволяли в считанные минуты сцепить их в гуляй-город, создавая на поле непробиваемый щит.

Бранислав, его борода резко выделялась на фоне полированной стали доспеха, рысью объезжал строй. Глаз бывалого воина замечал все:

Третья телега! — его голос прозвучал резко в утренней тишине. — Правая дышловая скоба скрипит. Смазать дегтем!

Пятый отряд! Щиты должны висеть как крылья у орла, а не болтаться, как пьяный работяга в кабаке!

Арбалетчики мать вашу! Тетивы в походном положении ослаблять! Вы что, в первый раз идете?

Пешая рать — две с половиной тысячи бойцов в кольчугах — шла плотным строем. Их бердыши и копья, воткнутые в специальные гнезда на телегах, сверкали в первых лучах солнца, создавая впечатление движущегося стального леса.

Ярослав, стоя возле ворот, молча наблюдал за движением войска. Его серебряный шлем блестел в первых лучах, а плащ из плотного византийского шелка слегка колыхался на утреннем ветру.

— По Волге вернемся на новых ладьях, жди в Рязани — бросил он через плечо Тихомиру, чья спортивная фигура выделялась у ворот. Голос князя звучал спокойно, но в его глазах горел тот самый огонь, что когда-то заставил поверить в него сотни людей под Рязанью.

Ждите вестей.

Когда последняя телега скрылась за воротами, с главной башни прозвучал протяжный зов медного горна. Его чистый, как утренний ветер, голос разрезал степную тишину, словно приглашая в дорогу. Для многих в колонне — бывших селян, охотников, лесорубов — этот звук уже стал привычным, почти обыденным. Война и походы превратились для них в ремесло, такое же естественное, как пахота или охота.

А впереди расстилалась знакомая дорога на восток — через бескрайние ковыльные моря, где серебристые волны трав колыхались под ветром. Теперь это была хорошо изученная трасса, по которой многие из них ходили уже не раз. Каждый холм, каждый поворот реки были здесь знакомы, как тропинки в родной деревне. Даже степные волки, провожающие колонну равнодушными желтыми глазами, казались почти своими — старыми знакомцами, соблюдающими нейтралитет.

И все же в этом привычном маршруте оставалось место тайне — где-то там, за горизонтом, ждали новые земли, новые люди, новые возможности. Ветер трепал знамена, а солнце, поднимаясь выше, заливало светом стальные шлемы, превращая воинскую колонну в сверкающую реку.

Глава 25

Инспекция Саратовской крепости прошла без лишнего шума — стены крепки, гарнизон бдителен, склады полны. Никаких тревог, никаких неожиданностей. Почти скучно.

Ярослав отложил последний свиток, растянул уставшие плечи. В помещении, кроме Бранислава, оставался еще один человек — воевода Угомысл. Ему было около сорока пяти — возраст расцвета силы для воина, когда ярость молодости уже сменилась железной выдержкой. Но сейчас на его обычно непроницаемом, иссеченном шрамами лице застыла напряженная дума.

— Княже, — начал Угомыслов, его низкий, грудной голос звучал почти тревожно. — Дела идут ладно. Крепости строятся, черное золото течет, корабли скоро поплывут. И все же… душа не на месте.

Ярослав внимательно посмотрел на него, отложив карандаш. Он знал этого человека. Не труса, не паникера — одного из самых стойких своих воинов, вынесшего десятки сеч. Если Угомыслов беспокоился, на то была причина.

— Говори, воевода. Твои слова всегда вес имели.

Угомыслов обвел взглядом стены, будто пытался разглядеть сквозь них бескрайнюю степь на востоке.

— Всё это, — он мотнул головой в сторону окна, за которым возвышались стены форта, — для богатства, для силы. Я понимаю. Но я, княже, по ночам карту в голове кручу. Там, за Волгой, дальше, за Яиком… там копошатся орды. Не разрозненные племена, не шайки, а настоящая железная саранча. Идут они с востока, как прилив. Медленно, но неумолимо. Слыхал я от странников, от пленных степняков. И думаю я: а что будет, когда эта волна докатится до наших новых стен? Выстоят ли пушки против тучи стрел, что закроет солнце? Спасут ли корабли, если с суши придет Армагеддон?

В комнате повисла тяжелая тишина. Бранислав перестал перелистывать отчеты, слушая.

Ярослав медленно поднялся и подошел к окну. Его взгляд был устремлен куда-то далеко, за горизонт.

— Ты прав, Угомыслов. Не просто прав — ты зришь корень. Я тоже про них знаю. И не по слухам. — Он обернулся.

— Всё, что мы делаем здесь — крепости, флот, железная дорога — всё это для одного дня. Для того дня, когда на востоке взметнется пыль от миллионов копыт.

— Но как, князь? — в голосе старого воеводы звучала не паника, а жажда понимания. — Числом они задавят. Всегда задавливали.

— Нет, — резко сказал Ярослав. — Не задавят. Потому что мы не будем встречать их в чистом поле, как все до нас. Мы встретим их системой. — Он начал расхаживать по комнате, его слова падали, как удары молота кузнеца. — Каждая такая крепость это не просто стены. Это узел обороны: гарнизон, склады, ремонтные мастерские, источник еды и тепла. Наши корабли — не для красивых парадов. Они — чтобы по рекам, как по кровеносным сосудам, перебрасывать войска и припасы туда, где прорвут. Быстрее, чем их кони скачут. Наши пушки — чтобы дробить их плотные построения еще до первого выстрела из лука.

Он остановился перед Угомысловым, смотря ему прямо в глаза.

— А самое главное, старый волк… самое главное — не в железе. Оно лишь инструмент. Главное — в людях. Зачем нам с тобой завоевывать и грабить соседние княжества? Чтобы ослабиться перед главным врагом? Наша сила — в том, чтобы их интегрировать. Предложить им мир, торговлю, защиту под нашими знаменами. Каждое присоединенное без боя княжество, каждый степной род, принявший нашу власть за выгоду, а не из-под палки — это кирпич в нашей стене. К тому дню, о котором ты говоришь, у нас за спиной должен быть не раздробленный, грызущийся сам с собой конгломерат, а единый тыл. Государство. Которое орда не сможет разбить по частям, как это было