Президент Всея Руси - А. Полевой

— Папа нефть привёз! — закричал мальчик, увидев бочки на пристани.

— И подарок твоей матушке — улыбнулся Ярослав, поднимая на руки дочь, которая сразу ухватилась за его усы.

Марфа подошла последней, сдержанно улыбаясь, но глаза выдавали радость:

— Три месяца без весточки. Святослав каждое утро бегал на стену смотреть, не идут ли твои корабли.

В светлице, где новые стеклянные окна пропускали последние солнечные лучи, шумел непривычно веселый ужин. Анна, сидя на коленях у отца, с важным видом показывала, как научилась есть ложкой. Святослав наперебой рассказывал о том, как под присмотром деда Митяя стрелял из маленького лука.

И ещё я теперь конём управляю! Правда, пока деревянным…

Марфа, разливая медовый взвар, вдруг спросила:

— А что это у тебя за новый шрам на левой руке?

Ярослав быстро накрыл рукавом едва заметную царапину:

— Так, кошка в Самаре оцарапала. Злющая, как…

— Как ты, когда тебе перечат? — закончила за него Марфа, вызывая смех у детей.

Когда няньки унесли детей спать, Марфа наконец расслабилась, облокотившись на стол:

— Ну и что нам теперь делать с твоей вонючей нефтью? — фыркнула Марфа, скрестив руки. — Жечь костры, что ли?

Ярослав, уже раздевшийся до рубахи, усмехнулся и подошёл к ларцу. Достал небольшой медный сосуд с резким запахом, открыл — и в воздухе повис острый, едкий дух.

— Это не просто нефть, — сказал он. — Это бензин. Отгон, самое лёгкое, что из неё выделяется. Горит с сильным пламенем. Это — топливо для будущего.

— И как же им топить? — нахмурилась Марфа. — В печке жечь?

— Не в печке. Но представь машины, что едут без лошадей. Фонари, что вспыхивают одним щелчком. Моторы, что куют железо, не зная усталости. Всё это работает на этой вонючей жидкости.

Марфа покачала головой, но в глазах читалось любопытство.

— Ты всё выдумываешь, как маленький. Я тебя прошу только не подожги город.

В этот момент за дверью раздался шорох, Святослав в ночной рубашке робко выглядывал из-за косяка, глаза блестят.

— Папа… а это правда — машины без лошадей?

Ярослав рассмеялся, подхватил сына на руки.

— Правда и когда вырастешь сам на такой поедешь. А пока — спать! Завтра большой день.

И когда они с Марфой наконец остались одни, свет керосиновой лампы озарял их лица, в которых читалось одно — ради таких моментов стоит и воевать, и строить, и привозить из далёких краёв чёрное золото…А завтра его ждал малый совет с боярами, снова…

Дубовый стол в палате для совета был отполирован десятками поколениями, привыкших упираться в него в спорах о набегах, дани и межевых границах. Воздух пах стариной и лёгкой плесенью — запахом власти, которая не торопится уступать место молодому князю. Ярослав, занявший место во главе, чувствовал себя здесь чужим. Его настоящий кабинет был в Краснограде: там пахло чертежами, свежей краской и маслом станков, а решения рождались в спорах с Тихомиром и Ратибором. Этот же совет был лишь данью титулу, устаревшим ритуалом, который, однако, мог больно ужалить, если его совсем игнорировать.

Бояре вошли неспешно, с чувством собственного достоинства. Столпы — Владимир Святославич, седой как лунь, с посохом, на котором были зарубки «по памятным случаям»; Святослав Твердый, грузный и молчаливый, чей взгляд был тяжел и неподвижен; и еще несколько важных лиц, чьи родовые сёла кормили Рязань издревле.

— Княже, — начал Владимир Святославич, не дожидаясь формальностей. Голос у него был скрипучий, но отточенный, как коса. — Хлеб-соль Вашему дому. Но душа наша не на месте. Пока ты в отъездах мудрствуешь да чёрной жижей промышляешь, соседи нам на плечи наступают.

Ярослав кивнул, приготовившись к знакомому диалогу, который был уже заезженной пластинкой.

— Владимирское княжество, — продолжил старик, ударяя посохом об пол для ритма. — Дружина их по нашей границе похаживает, будто у себя дома. Пора напомнить, где чья вотчина.

Святослав Твердый тяжело вздохнул, подтверждая:

— Сила есть. Дружина ропщет. Коней кормить, а дела нет. На юг ты зовешь, в дикое поле… Там и без нас степи кишат. А тут — близко, жирно, своё же по праву.

Это была старая, как мир, логика: чтобы сплотить своих, укрепить власть и обогатиться — нужно найти общего врага. Простого, понятного, рядом. Владимир был идеальной мишенью.

— Цифры видели? — спросил Ярослав спокойно, перекладывая разговор в практическую плоскость. — Отчёт Яромира о торговом балансе?

Бояре переглянулись. Они уважали цифры, но не любили, когда те мешали простым решениям.

— Какие цифры, когда честь страдает? — отмахнулся Владимир Святославич.

— Цифры такие, — не отступил Ярослав, — что за последний год торговля с Владимиром выросла на треть. Они наши главные покупатели стекла и керамики. А лён их — лучшего качества для наших парусов. Война перережет эти нити. На годы.

— Отнимешь — и их лён будет твоим, — проворчал Святослав.

— Отнимешь, и получишь пепелище и вражду на поколения, — парировал Ярослав. — А кто тогда будет покупать нашу стекло и сталь? Новгород? Так он с Ганзой торгует. Смоленск? Он сам на нас смотрит, как на нас не скрываемой враждой. Мы потеряем рынок и обрастём врагами.

В зале повисло недовольное молчание. Их язык — язык силы и прямого захвата. Его язык — язык экономики и долгосрочной стратегии — был для них чужд и раздражал.

— Ты, княже, за торговцами да мастеровыми больше, чем за ратными людьми стоишь, — с укором произнес Владимир.

— Я за силу Рязани стою, — твёрдо ответил Ярослав. — Но сила теперь не только в мече. Она в полных амбарах, в полных казнах, в машинах, что заменят десятерых работников. Вы хотите воевать с Владимиром за то, чтобы отнять у них горсть. А я предлагаю продать им в десять раз больше. И на вырученное построить крепости на юге, которые принесут новые земли. Не горсть а целый воз богатства.

— Слова, — буркнул Святослав.

— Не слова, — Ярослав встал и подошёл к узкому окну, глядя на вечерний город. — Материалы для рельс уже в складах. Через год по ним пойдут повозки с грузом. И первым нашим партнёром, кому мы предложим эти перевозки, будет… Владимир. За хорошую плату. Им будет выгоднее платить нам, чем воевать. А их новый князь Андрей… — Ярослав обернулся, и на его лице мелькнула хитрая усмешка, — он молод. Ему интереснее новое. Уже на следующей неделе ему отправляют подарок — наши «комбайн». Пусть развлекается с железками. И копит деньги на наши будущие дороги.

Это был мастерской ход. Он переводил агрессию в плоскость интереса. Бояре были озадачены. Они готовились к бою на поле брани, а их вывели на поле, правила которого они не