Кремлевский кудесник - lanpirot

«Волга» замерла у парадного входа. Мы молча вышли из машины.

— Я к себе, — хмуро бросил Яковлев, поправляя генеральский китель. — Если что — немедленно ставь меня в известность!

— Так точно, товарищ генерал-майор! — ответил я.

Вот только знать бы точно, что он имел ввиду под этим своим «если что»?

Мы прошли КПП, и Яковлев твердой походкой направился к своему кабинету. Я же свернул на лестницу, ведущую в нашу подвальную лабораторию. Едва я переступил порог помещения, на меня буквально набросились двое.

Первым был Лёва, мой младший научный сотрудник, худой, порывистый и сутулый, с вечно встревоженным взглядом.

— Родя… Родион Константинович! Наконец-то! Мы уже думали, вас… — он не договорил, выразительно округлив глаза.

Его тут же оттеснил Миша — рыжий и почти всегда весёлый балагур, но на этот раз он не решился шутить.

— Шеф, живой? Ну, и что там было, на Лубянке? Рассказывай же скорее!

Их дуэт разом замолк, когда за их спинами появилась сухонькая фигура профессора Разуваева. Он не бежал, как они, а шел медленно, по-старчески шаркая ногами по полу, но по его слегка суетным движениям я понял — он волнуется не меньше. Возвращаться в психушку ему не хотелось.

— Родион Константинович, — глухо произнес он. Не томите…

Наступила пауза. Я посмотрел на их напряженные, готовые к худшему лица — на испуганного Лёву, на собранного, но тревожного Мишу, на пытающегося сохранить профессорское достоинство Разуваева. Уголки моих губ сами собой поползли вверх.

— Ребята… Эраст Ипполитович… — начал я, стараясь сохранить максимально невозмутимый вид. — Вы немного ошиблись с локацией.

— В смысле? — в унисон выдохнули лаборанты.

— Вместо Лубянки, — я сделал эффектную паузу, наслаждаясь моментом, — я только что вернулся из Кремля, где лично беседовал с Леонидом Ильичом Брежневым.

В лаборатории воцарилась такая тишина, что стало слышно тонкое жужжание одного из высокочастотных генераторов. Лёва замер с открытым ртом. Миша непроизвольно вытер ладонь о халат. Лицо профессора Разуваева выражало чистейшее и неподдельное изумление, смешанное с надеждой, что его не вернут обратно в психушку.

— С… с кем? — переспросил наконец Лёва.

— С Брежневым, — повторил я уже без улыбки, глядя прямо на Разуваева. — Он даже «пошутил» на тему: сможем ли мы оживить товарища Ленина?

— Я так и знал, что этим закончится… — выдохнул старик.

— Брежнев сказал, что у нас с ним будет еще одна, более предметная беседа. Так что, Эраст Ипполитович, похоже, что «Лазарь» внезапно стал опять интересен на самом верху. Готовьтесь. Теперь нас ждет настоящая работа.

— Работа-то ждет… — ворчливо произнес пожилой профессор. — Но я боюсь, Родион Константинович, как бы вы в итоге не повторили мою судьбу. Будьте очень осторожны, мой юный друг! Я-то уже старик, а у вас еще вся жизнь впереди.

Тишина в лаборатории длилась еще несколько секунд, а затем взорвалась хаотичным водоворотом вопросов, восклицаний и предположений. Лёва и Миша заговорили одновременно, перебивая друг друга.

— С самим⁈ Лично⁈ И как он? Правда, что у него брови такие густые? — затараторил Лёва, а его встревоженность мгновенно сменилась любопытством подростка, хотя лоб он весьма здоровый.

— Да отстань ты со своими бровями! — Оттиснул его Миша, на мгновение вернувшись к своей привычной роли балагура. — Шеф, ты чего, генсеку пообещал? Оживим всех, товарищ генеральный, — шутливо передразнил он, копируя мой голос, — старичья в политбюро хватает… — Он тут же спохватился, неожиданно осознав, что его шутка может стоить нам всем слишком дорого, и умолк, нервно сглотнув.

— Миша, ты вообще, с головой дружишь? — накинулся на него Лёва. — Если об этом кто-нибудь узнает, ты даже сто первым километром[1] не отделаешься!

Миша, наконец-то полностью осознал, что он только что ляпнул, и стремительно побледнел.

— Скажи спасибо, что я постоянно нашу лабораторию на предмет чужих жучков проверяю, — поспешил наш технический специалист слегка успокоить Трофимова.

Профессор Разуваев не участвовал в этом «хаосе». Он молча опустился на стул, и его худая, сухонькая фигура на мгновение показалась мне совсем хрупкой. Он смотрел куда-то внутрь себя, и в его глазах читался не восторг, а глубокая, выстраданная тревога.

— Ох, — проворчал старик, — чувствую, добром и на этот раз всё не кончится.

Он посмотрел на меня, и в его взгляде я увидел нечто большее, чем просто страх за себя. Это была ответственность создателя, который прекрасно понимает, чем может обернуться для общества его детище, если оно вырвется из-под контроля. Наверное, подобные терзания испытывал Альфред Нобель, создатель динамита, из-за двойственной природы своего изобретения.

Взрывчатка, облегчающая строительство дорог и тоннелей, также использовалась в военных целях, прозвав его «торговцем смертью». Это побудило Нобеля к созданию Нобелевской премии как «искупление» и выражение надежды, что его наследие будет связано с миром, а не с разрушением. Он завещал свое состояние на премии за выдающиеся достижения в науке и мире.

— Возможно, вы и правы, Эраст Ипполитович, — кивнул я, тоже понимая, к чему может, в конечном итоге, привести «технология оживления мёртвых».

Радовало только одно — что эта технология не убивает, а как раз наоборот. Хотя для нас, её создателей, разработчиков и помощников, всё может оказаться ровно наоборот. И судьба старого профессора тому лучшее подтверждение. Пусть его и не устранили, но провести двадцать три года в зарытой психиатрической клинике — то еще удовольствие.

«Владимир, — неожиданно прозвучал в моей голове голос нейросети, — ваша память полностью восстановлена. Критические повреждения блоков памяти отсутствуют. По вашей предыдущей задаче подготовлена подробная информация по маньякам, убийцам и предателям Родины».

«Это просто отлично, красавица ты моя! — обрадовано воскликнул я. — Структурируй перечень, с указанием основных событий и дат».

«Выполнено», — произнесла Лана, развернув на весь интерфейс огромный список имён и фамилий.

Я и не думал, что их окажется столько! Я распорядился убрать этот список из поля моего зрения и дал новое задание — разыскать в моей памяти все значимые техногенные катастрофы — от падения самолётов, до аварий на атомных станциях. Одним словом, события, в которых погибли люди.

Не знаю как, но, может быть, хоть кому-то я смогу помочь. И вообще, надо всю известную мне информацию «скопировать» из моей головы на другой носитель — бумагу, или надиктовать на магнитную плёнку — мощности имеются… На всякий случай, если со мной