Родная партия - Глеб Ковзик

Проводим ликбез. Ведем постоянные встречи с народом. Общаемся со стариками. При себе всегда держим врача — чтобы обследовать старейших и выдать рецепты с лекарствами. Однако в партии номенклатура кадров ещё не готова. Наши работники пока не справляются с ответственной работой. Народ ещё сильно подвержен влиянию религиозной и контрреволюционной пропаганды. Мы нуждаемся в помощи. Нам нужен сотрудник, который будет развивать влияние на молодежь.

Виктор Максимович указал на меня: “Наш Озёров работает на отлично. У него живой ум, хорошая постановка в организации нетривиальных задач. В Афганистане есть много наших солдат-комсомольцев, думается, им тоже понадобится помощь от ЦК ВЛКСМ”

Я немо наблюдал, как рушили мой план. Уничтожили до основания, без остатка надежды. Вот что мне теперь делать? Они отправляют меня на войну. Я “улетел” попаданцем из одной войны, чтобы что? Оказаться в охваченном войной Афгане, ради этого? Ну что за чертовщина!

Во мне распалялась адская ненависть ко всем присутствующим. Хейт разливался кипящей лавой — ещё чуть-чуть, и в кабинете взорвется вулкан. Курочка, почуяв неладное, легонько тронул за рукав:

— Ты чего?

— Нет, ничего.

— Ну конечно. Я уже видел такое лицо, когда ты рвался на прием к присутствующему здесь товарищу…

— Я же сказал, что ничего. Потом обсудим.

Афганец продолжил рассказывать о ситуации в своей стране. Он говорил про боевые вылеты советской авиации, про вопросы поставок и обеспечения продовольствием войск на южной границе и усмирения неподконтрольных районов, о проблемном Калабусте, откуда делают пуски каких-то эресов, про чарас, которым травят советских солдат, подсаживают на наркотики.

— Нам нужно поставить пропаганду таким образом, чтобы афганские товарищи уверенно перешли к мирному времени, — бросил реплику Лигачев. — Этим моджахедам помогают иностранцы, понимаете. Если падет Афганистан, то будет нанесен серьезный ущерб международному коммунистическому движению. Поэтому товарищ Озёров будет направлен в Кабул в должности советника. Товарищ Озёров, ваше мнение?

“Мое мнение — вы тут все…, — хотелось прокричать вслух матерное, но удалось остановиться. — Как же вы задрали со своими хитросплетениями. Неужели нельзя было сначала спросить меня, хочу ли я в Афганистан? Теперь всё стало ясно, и для чего та бумажка с одним словом, и к чему тут распинались афганцы в своих жалобах, и для чего пригласили меня всё выслушать. Кто откажется? Кто откажет члену Политбюро? Даже зумер не откажется”

Однако хотелось сопротивляться. Нужно надавить на компетентность. Пусть решение уже принято, но они должны знать, что я в плане компетенции слаб.

— Товарищи! Уважаемый Егор Кузьмич, уважаемые товарищи из НДПА, я хочу сказать, что мне приятно получить такое предложение. Однако должен заметить, что раньше не имел опыта работы с Афганистаном.

— Ты вроде бы знаком со Стручковым? — спросил Мишин.

— С Ручковым? — я ужаснулся, услышав эту фамилию.

Мишин сконфузился.

— Андрей, я про Виктора Владимировича. Ты же в восемьдесят третьем пришел в ЦК. Должен был застать заведующего Отделом научной молодежи.

— Да, точно. Помню Виктора Владимировича, — соврал я.

— Будешь под его руководством работать в Кабуле. Виктор Владимирович в столице Афганистана уже второй год работает. Поможешь ему и афганским руководителям в развитии и модернизации Демократической организации молодежи Афганистана. Это краткосрочная командировка.

— Сколько лет? — отчаянно произнес в надежде, что хотя бы к 1989-му вернусь обратно.

И в самом деле, происходящее звучит фатальной ошибкой. Мое возвращение на бронетранспортере, под советским флагом и в цветах гвоздики, в 1989-м останется практически незамеченным. Восемьдесят девятый год — знаковый. Все устойчивые в стране институты начнут разрушаться именно в это время. В 1990-м ловить уже нечего. Власть уже не сможет проводить институциональные реформы, Балтия с тремя республиками станет отрицать свое существование вместе с СССР, в Грузии волнения, между Арменией и Азербайджаном начнется плохо скрываемая война. Нужно попробовать ещё раз убедить их в нежелательности моей отправки.

— Лет? — усмехнулся Мишин. — Чуть меньше шести месяцев! До декабря уже вернешься в Москву.

— Товарищ Лигачев, как верный коммунист я готов дать согласие на отправку в Афганистан. Но как истинный борец за дело коммунизма я должен быть честен и правдив. Правда такова, что у меня есть хороший опыт агитационно-пропагандистской работы в комсомольских органов. Но я не владею знаниями об Афганистане.

— Вы совсем не контактировали по Афганистану? — усомнившийся Лигачев взглянул в листок. — Вот здесь написано, что вы вместе с Натальей Васильевной вместе работали над отбором комсомольских работников в Афганистан.

В ЦК комсомола была Наталья Васильевна. Точно, это же пожилая невысокая женщина, фамилия у неё на я… Янина! Она заведующая сектором кадров. Видимо, до моего прибытия в марте восемьдесят пятого мы более плотно общались с ней по афганской теме, ибо после никак с ней по данному вопросу не контактировал.

— Всё так, — ответил я.

— Ну вот. Опыт есть. Не прибедняйтесь, — последняя фраза Лигачева словно отчитала меня.

В глазах Мишина читалась мольба согласиться. Все остальные молчали. Вдруг обмолвился тот самый афганский офицер:

— Безопасность корпуса советников на мне, товарищ Озёров. Обстановка в Кабуле сейчас относительно стабильная, спокойная. Это красивый город.

— Учтите, Андрей Григорьевич, что после командировки в ДОМА вас ожидает работа в Москве, — Лигачев снял очки и отложил бумаги в сторону. — Мы будем рекомендовать вас в ЦК КПСС.

Ах вот оно что. Последняя проверка боем. И поманили будущим оффером. Фактически отложенное трудоустройство. Я чувствовал подавленность и не знал, что делать. Безысходность, полная безнадега. Если откажу Лигачеву, то вход в высшую власть будет закрыт. Обрадуются недоброжелатели… Я не смогу ни на что повлиять, только прожить жизнь в разваливающейся стране, чтобы потом побыть десять-двадцать лет в “комсомольских” бизнесменах; в семьдесят три, если доживу, застану ядерную войну в Москве, сгорю в атомном пламени трамповских бомб.

А если меня вернут обратно в 1985-й? И так постоянно, пока не достигну наилучшего результата? Что-то мне не хочется повторить судьбу героя “Исходного кода”.

— Андрей Григорьевич? — Мишин весь побелел от страха.

— Я согласен, товарищи.

— Вот и отлично! — Лигачев пожал мне руку. — Уверен, что командировка пройдет спокойно. Я всё понимаю, товарищ Озёров. Вы беспокоитесь, там идет вооруженный конфликт. Мой совет — не беспокоиться! Вы молодой коммунист. У вас всё впереди. Обо всех деталях поговорим позднее. У вас есть пожелания?

— Пока не имею.

— Если появятся, то обратитесь к Виктору Максимовичу. Да, Виктор Максимович? ЦК ВЛКСМ не откажет