Конвой - Андрей Петров

— В чём?

— В способности менять правила. Видишь ли, Мешок — это не просто место. Это... система. Со своими законами, ограничениями, возможностями. Обычные люди живут внутри этих правил. Сильные — Мазай, элита фортов — научились использовать правила. Но Проводник... — старик наклонился ближе. — Проводник может менять сами правила. Не сразу, не легко, но может.

— Я не понимаю.

— Почему твари уходят ночью? Правило. Почему чёрные камни дают власть над ними? Правило. Почему попавшие в Мешок не могут вернуться? Тоже правило. — Сторож постучал посохом по полу. — Первый Проводник попытался изменить последнее правило. Искал выход. Второй хотел изменить первое — чтобы твари не были угрозой. Оба потерпели неудачу, потому что пытались сломать систему. Но что, если не ломать, а... переписать?

— Вы говорите загадками.

— Потому что не знаю ответов. Только догадки, основанные на обрывках легенд. — Старик улыбнулся. — Но ты узнаешь больше. Если выживешь, конечно.

За дверью раздались шаги, кто-то деликатно постучал.

— Дедушка Сторож? — голос Тихони. — Все собрались. Мама говорит, пора начинать.

— Идём, — Сторож поднялся, снова на удивление легко для своих лет. — Есть ещё одна вещь, которую ты должен знать. Мы, Забытые, не просто прячемся здесь от мира. Мы храним знание. Храним и ждём.

— Чего ждёте?

— Того, кто сможет использовать это знание правильно. Не для власти, не для контроля, а для... — он задумался, подбирая слово. — Для исцеления. Мешок болен, Егор. Болен страхом, насилием, разделением. Твари и люди воюют, хотя могли бы жить вместе. Форты грызутся за ресурсы, хотя их хватило бы на всех. Может, Проводник сможет это изменить. А может, станет ещё одним тираном. Время покажет.

Он открыл дверь. Тихоня ждал снаружи, переминаясь с ноги на ногу.

— Пойдёмте! Все ждут! И Шустрик тоже пришёл, хоть мама и говорила, что ему рано на взрослые советы.

Мальчик схватил Егора за руку и потянул за собой. Сторож шёл следом, постукивая посохом.

— Пора, — сказал старик, но теперь эти слова звучали не как окончание разговора, а как начало чего-то большего. — Совет ждёт. И твоя судьба тоже.

***

Они вышли во двор. Там уже собралось всё поселение — человек пятьдесят, не больше. Мужчины, женщины, дети. И твари — они сидели среди людей, спокойные, внимательные.

В центре горел большой костёр. Люди расселись кругом, оставив место для Сторожа и Егора.

— Братья и сёстры, — начал Сторож. — Проводник пришёл. Как предсказывали старые песни, как видели сновидцы. Пришёл с юга, неся метку изменений.

Все смотрели на Егора. Он чувствовал их эмоции — любопытство, надежду, тревогу. Но не страх. Эти люди разучились бояться.

— Расскажи им, — попросил Сторож. — Расскажи, что происходит в мире фортов.

Егор рассказывал. О своём попадании в Мешок. О службе водителем в караване. О встрече с Химерой и другими. О битве в форте "Высота", где он впервые почувствовал связь. О путешествии через Пустошь, где погибли его друзья. О том, как способности менялись, становились сильнее.

Слушали в полной тишине. Даже дети не шевелились, заворожённые рассказом.

Когда он закончил, заговорила женщина с седыми волосами:

— Значит, слухи правдивы. Большие форты пришли в движение. Баланс нарушен.

— Какой баланс? — спросил Егор.

Ответил мужчина средних лет с руками, покрытыми шрамами от работы:

— Мешок держится на равновесии. Люди в фортах, твари на улицах, день и ночь, жизнь и смерть. Когда одна сила становится слишком сильной, всё рушится. Так было с первым Проводником — он нарушил баланс, уйдя на север. Так было со вторым — его использовали для войны.

— А теперь мой черёд? — Егор почувствовал горечь. — Меня тоже попытаются использовать?

— Несомненно, — кивнул Сторож. — Но у тебя есть преимущество. Ты знаешь об этом. И у тебя есть три дня, чтобы подготовиться.

— К чему готовиться?

— К встрече с теми, кто придёт за тобой. Они обязательно придут — слишком редок твой дар, чтобы оставить его без внимания. — Старик встал. — Мы научим тебя защищать свой разум. Укреплять связь с тварями. И главное — оставаться собой, что бы ни предлагали.

Разговор продолжался до глубокой ночи. Люди делились историями о прошлых Проводниках — обрывками легенд, слухами, догадками. Рассказывали о странных явлениях последних лет — как твари стали беспокойнее, как участились нарушения циклов, как в больших фортах копится напряжение.

Молодой мужчина с ожогами на лице — его звали Обгорелый — рассказал, как видел странную процессию месяц назад:

— Колонна бронированных Уралов шла на север. Все с эмблемами Нулевого форта. Охрана такая, словно самого Мазая везли. Остановились у ручья попить — я в кустах прятался. Слышал разговор. Что-то про "последнюю деталь" и "скоро устройство будет готово". Не понял тогда, но теперь...

— Теперь понятно, что готовились к чему-то, — закончил Сторож. — И появление Проводника — часть их планов.

Тихая, целительница, добавила:

— Мои лечебные твари последнее время тревожатся. Чувствуют что-то в воздухе, в воде. Словно сам Мешок готовится к переменам. Большим переменам.

***

Следующие три дня были самыми странными и одновременно важными в жизни Егора. Забытые учили его не технике боя или выживания — они учили его понимать.

Первый день — медитации со Сторожем. Старик научил его погружаться в себя, находить тот центр, где способности Проводника коренились.

— Твой дар — не снаружи, а внутри. Не в силе, а в понимании. Когда ты чувствуешь тварей, ты не контролируешь их — ты становишься частью общего целого. Запомни это ощущение. Оно поможет сохранить себя.

Часами они сидели у огня, и Егор учился отделять свои мысли от эмоций тварей. Это было как распутывать клубок нитей — кропотливо, осторожно, с полным вниманием.

Второй день — практика с Тихой. Она показала, как защищать разум от вторжения.

— Есть те, кто умеет влиять на мысли. Фиолетовая пыль — только инструмент. Настоящие мастера могут сломать волю и без неё. Ты должен научиться чувствовать вторжение и отражать его.

Упражнения были болезненными. Тихая, используя слабую дозу фиолетовой пыли, пыталась внушить ему простые команды — поднять руку, закрыть глаза, встать. Егор учился распознавать чужую волю и отвергать её. К концу дня голова раскалывалась, но он мог противостоять внушению несколько