Ее имя ярость - Эмили Варга

– Или?

– Или уничтожить их. – Она встала и принялась расхаживать по комнате. – Я думала об этом, когда работала на Суму. Можно просто поджечь все посевы и дать силе вернуться к джиннам, где ей и место.

При мысли о том, что вся эта сила может быть подожжена, что-то сжалось у меня в животе. Это было последнее, что я хотела бы сделать. Зораат давал мне шанс заставить тех, кто причинил мне зло, заплатить. Я не собиралась упускать эту возможность. И Нур тоже не должна этого делать.

– Ты действительно этого хочешь? Чтобы Вахиду сошло с рук то, что он сделал?

Нур провела рукой по своим коротким кудрям:

– Нет. Это не то, чего я хочу. Но это разрушает тебя. Сильнее, чем я думала. Что хорошего в мести, если мы умрем, совершая ее? Тогда для кого она? Твой отец не хотел бы, чтобы ты умерла, пытаясь отомстить за него. И Сума бы не хотел, чтобы я пошла по этому пути.

Я сделала глоток чая, теплого, с молоком, который успокаивал мое измученное горло.

– Сумы здесь нет, – тихо сказала я, понизив голос. – И моего отца тоже нет. И мы обе знаем причину. – На этот раз я встала, и стоять на ногах оказалось легче, чем я ожидала. – Если мы ничего не предпримем, их смерть будет напрасной.

Нур тяжело откинулась на спинку дивана.

– Я могла бы убить их, – тихо сказала она. – Тогда тебе не придется это делать.

Я фыркнула:

– Нур, ты не хотела, чтобы я убивала даже Тохфсу. Ты не можешь никого убить. – Я села рядом с ней. – Почему ты не хочешь, чтобы я это делала?

Она посмотрела на меня снизу вверх:

– Ты мой первый друг после Сумы. У меня больше никого нет. И все же я помогаю тебе разрушать себя. Что же я тогда за друг?

– Такой друг, который в точности понимает, каково это – потерять все. – Мой голос прозвучал слишком громко, но я не могла этого контролировать. Или не хотела. Я чувствовала, как горят мои глаза. Ярость ощущалась чем-то холодным и темным где-то внутри. – Быть заключенным в тюрьму за преступление, которого ты не совершал. Потерять человека, который заботился о тебе больше всего на свете. Ты точно знаешь, каково это.

Нур вытерла слезу со щеки.

– А что ты будешь делать, когда все закончится и ты перестанешь мстить? – яростно спросила она, слова сами рвались у нее из груди. – Что будем делать мы обе?

Я отвернулась от нее:

– Тогда мы будем свободны. – Это прозвучало неубедительно, как будто я пыталась внушить, а не сказать правду.

А правда заключалась в том, что, если я не отомщу, все остальное не будет иметь значения. Правда заключалась в том, что я готова тысячу раз уничтожить себя, если это гарантирует возмездие за моего отца.

– Свободны? – Нур горько рассмеялась, а затем взглянула на открытое окно, за которым дворец Вахида казался мишенью. – Мы будем свободны? Или сломлены?

Я покачала головой, и во мне снова поднялся тот черный, беспросветный гнев, словно он начал овладевать мной. Из меня потоком полились слова – слова, которые я не могла контролировать, слова, которые, казалось, были продиктованы кем-то другим.

– Если ты не хочешь здесь находиться, можешь уйти. – Я указала на дверь.

Нур встала, уперев руки в бока:

– Вообще-то я тут пытаюсь спасти тебя. Пытаюсь спасти нас обеих.

– Меня не нужно спасать, – сказала я чужим голосом. Он принадлежал даже не Санайе. Он был мрачным, глубоким и полным ярости. – Мне нужно только одно. И совершенно очевидно, что тебе было наплевать на Суму, раз ты готова сдаться сейчас.

Нур резко вдохнула, выглядя так, словно я ударила ее ножом. Я моргнула, и ярость растаяла, сменившись стыдом при виде потрясенного лица Нур.

– Как ты смеешь? – произнесла она низко и яростно.

Я встала и протянула к ней руки, в моем тоне слышалось чувство вины.

– Нур, прости… я знаю, как дорог тебе был Сума. Я не хотела. Я… я не знаю, что на меня нашло.

Я знала, что не смогу этого объяснить. Не могла объяснить, что я слышала, видела, чувствовала. Я провела ногтями по волосам. Мне нужно было взять на себя ответственность за это, но мне казалось, что я схожу с ума.

Глаза Нур сузились от гнева, которого я в них никогда раньше не видела.

– Ты не знаешь о моих отношениях с Сумой ничего. Да, ты потеряла своего отца. Но у меня его никогда и не было, пока я, наконец, не обрела Суму. Он научил меня, как постоять за себя, как сделать то, чего не мог никто другой. Ты говоришь о мести так, как будто ты жертва, но тебя любили всю твою жизнь. Я была никем. Брошенной. Забытой. Он был единственным, кто когда-либо давал мне шанс. – Она прижала руки к себе; я посмотрела на них, они дрожали. Она проследила за моим взглядом и сжала ладони, чтобы успокоить их движение, хмуро глядя на меня. – И у тебя все еще есть твоя бабушка. У тебя все еще есть кто-то, кто любит тебя. У меня нет ничего и никого. Вахид забрал единственного человека, которому было на меня не наплевать, а ты говоришь, что мне все равно? Я не хочу мстить?

Она отвернулась и снова стала смотреть в открытое окно, на дворец.

– Мне не все равно, что с тобой будет, Дани, потому что я знаю, каково это – потерять все. Если ты потратишь все, что у тебя есть, на эту погоню, тебе может не понравиться то, что останется.

– Тогда какое у тебя решение? Просто сдаться? – Я вскинула руки. – Я не могу этого сделать.

Мои слова были полны отчаяния, а в груди назревала паника при мысли о том, что я больше не буду преследовать эту цель. При мысли о том, что я больше не буду употреблять зораат.

– Я не могу позволить им разгуливать на свободе – только не после того, что они сделали. – Я потерла затылок: голова все еще болела от последней дозы, а теперь еще и звенела от слов Нур. – И у тебя есть я. Мы в этом вместе – ты и я. Только не сдавайся сейчас, когда мы так близки.

Плечи Нур поникли. Впервые за долгое время я по-настоящему рассмотрела ее. Под глазами у нее залегли тени, и она стала очень бледной. Она не принимала зораат, но