Сигнал иного порядка - Софья Андреевна Мироедова

– Сладко спал!

– Да, наконец, – вздохнул он.

– У меня новости, рассказать сейчас или после завтрака?

– Я поем в лаборатории, так что говори.

– Нам написал Коэн, он выражал благодарность за приём груза Мартена и…, – она не успела закончить, как Рудольф прервал её.

– Не надо художественную выжимку. У него текст, аудио или проекция?

– Проекция, – улыбнулась голосом Ии.

– Выведи.

– В интерфейс или на голограмму?

– Конечно, на голограмму, ты с ума сошла? Я же только протёр глаза.

Нейросеть повиновалась, и в спальне напротив кровати появился огрызок дивана с напряжённо сидевшим в нём Насиром Коэном. На этот раз он был небрит, взъерошен и одет в серый домашний халат, что резко контрастировало с пёстро расшитой парчой его софы. Первые секунды он судорожно дёргал неуложенную шевелюру тонкими пальцами. Потом оживился и начал:

– Доктор Абель, прошу прощения, что вот так врываюсь в ваш график. Я понимаю, это небезопасно. Сейчас всё, кроме личной встречи небезопасно. Но мы не смогли поговорить при встрече, а мне есть что вам сказать, – у него искривилась линия бровей, дрогнули губы, он вздохнул и продолжил: – Во-первых, сердечно благодарю вас, что берёте на борт землян. Но моё сообщение о другом. Дело в воскрешении. Вернее, в воскресших. Это моя и только моя вина, потому что я лоббировал эту технологию, а она оказалась не столь совершенной. Но поначалу ведь всё было нормально, правда? – он воздел брови, пристально глядя в камеру. – Проблемы начались потом. Вы наверняка слышали о причудах зомби, дурацкое название. Многие воскрешённые решаются вновь покончить с собой, подписав распоряжение о запрете реанимации. Большинство уходят из жизни без объяснений, только родственники рассказывают, что те становятся отчуждёнными, теряют мотивацию жить. Редкие самоубийцы оставляют записки, и все они похожи, я прикреплю некоторые к сообщению. В общем, все они о том, что жизнь не имеет смысла. Всем им кажется, что каждый шаг предрешён, – его голова упала в раскрытые ладони. – Я думал, это исключение. Знаете, большинство, шестьдесят три процента, продолжают жить как ни в чём не бывало. Ни я, ни разработчики не придавали этому значения. В конце концов, пережить свою смерть – серьёзная психологическая травма, не все справляются с таким. Но потом, – он поднял глаза на Абеля. – Потом умер я. На днях, обстоятельства не важны, – Коэн заломил руки. – Я не думал, что это возможно! Не думал! Мне всего пятьдесят! Я здоров, как конь. Не важно, – он сдержал свой истерический порыв. – Я умер. Первые мои мысли после воскрешения были ужасными. Не только мысли, все чувства вопят, что всё идёт не так! Слишком предсказуемо. Нет, не подумайте, я не могу предсказывать будущее, но вся жизнь выглядит, как набившее оскомину дежавю. Вот сейчас я записываю вам сообщение и чувствую, что я просто должен это сказать! Мои губы должны сложиться именно в эти слова! Вы не поймёте. Это подобно вновь и вновь проживаемой жизни. Нет, не так. Похоже на город в Европе, вы бывали? На Рим или Вену. Сначала вы удивляетесь красоте, буквально первый час. Потом вы знаете, за этим углом будет очередной собор, ратуша, другая пышная улица, как та, что вы видели раньше. Вас не удивить, вы ко всему привычны. Я плохо объясняю, я инженер, не поэт. Простите, что так многословен, но я готов свести счёты с жизнью хоть сейчас. Я боюсь за экспедицию. Вы летите туда с самоубийцей. Если сегодня она не подаёт признаков, то подаст завтра, – Коэн откинулся подушки. – Думаю, она летит с вами именно из-за желания умереть, – он тяжело выдохнул. – Я бы тоже полетел. Но зачем я вам там? Ещё один землянин-самоубийца, – Насир горько хмыкнул. – Я иногда думаю, что вы, может, тоже воскрешённый, иначе зачем вам это? Не знаю, какого чёрта я вам всё это говорю, но что-то точит мой мозг, ест меня изнутри. Будто эта ловушка искусственна. Знаете, как будто меня лишили свободы воли, или каких-то альтернатив. Я читал все отчёты по Кеплеру-47, я знаю, о странностях тоннеля. Что, если мы нашли выход? Выход из этой ловушки? – Коэн пристально посмотрел прямо в глаза Рудольфу, потом качнул головой, вымученно рассмеялся и сказал: – Я даже не буду редактировать это сообщение. Пусть оно покажется вам бредом сумасшедшего, ведь мы едва знакомы. Но вы единственный в своём уме, кто летит на Кеплер. Может, это как-то вам поможет, не знаю, – он рассеянно покачал головой. – В любом случае не удивляйтесь, если ваша зомби тоже будет вести себя странно, – с этими словами Насир завершил запись.

Рудольф обескураженно сидел в кровати, глядя в пространство, где только что исповедался делегат от Земли.

– Что это было? – хрипло спросил он.

– Бред сумасшедшего? – хихикнула нейросеть. – Избалованные земляне!

– Нет, погоди, – Абель вскочил с постели. – Я действительно слышу подобное не впервые.

– Но это же психиатрия! Ты сам говорил, что воскрешение – сырая технология.

– Да, – отмахнулся он, одеваясь. – Однако я не склонен отсекать совпадения такого рода. Виктория ведь не скрывала фактов, и её рассказ был на удивление похож на излияния Коэна. Не такие многословные, но всё же.

– Последнее посещение Универсариума заставило тебя верить в эзотерику?

– Выведи голографическую модель в планетарии, хочу рассмотреть её масштабнее, – не отвечая на последний комментарий, сказал Рудольф и пошёл одеваться. Застёгивая перед зеркалом рубашку, он провёл рукой по подбородку и наморщился – его недельная щетина превратилась в густую бороду. Он было собрался плюнуть, но какой-то внутренний порыв заставил его побриться.

В куполе его уже ждала проекция пузырей системы и чашка ароматного кофе на столе. Абель проигнорировал скудный завтрак и обратился к голограмме. Это была та же визуализация, но намного крупнее предыдущей – пространство планетария позволяло. Он обошёл купол, рассматривая проекцию, и спросил:

– Почему она мерцает?

– Что ты имеешь в виду?

– Вот этот стереоэффект каждого пузыря, что это? Они немного меняют форму. Незначительно, но всё же. Это лаг, глитч или что-то большее?

– Всего лишь мусорные данные.

– Какие ещё мусорные данные? – нахмурился Рудольф.

– В каждом подобном отрезке информации есть подразделы, которые невозможно интерпретировать в модели.

– И ты молчала?

– Я сразу сказала, что модель урезана.

– Ясно. В таком случае как ты оцениваешь эти данные, применимо к нашей интерпретации?

– Как мусор. В ДНК тоже есть мусорные участки.

– Да, однако они тоже имеют значение.

– Косвенное.

– Так, давай посмотрим, куда можно деть эти неучтённые данные. Ты говорила об измерениях, но вопрос времени мы решили. Чем ещё это может