Ружье на динозавра - Лайон Спрэг Де Камп

– Растения невозможно научить.

– Ну, в определенном смысле можно. Они же подражательны, поэтому и копируют пение местных птиц.

– Как же их учить?

Девор держал в руках банку X–53–D, новейшего удобрения.

– Им же это нравится, давай им по чайной ложке, когда они скажут что-нибудь годное. В «Ботанической газете» была статья, где писали, что они используют эти песни, чтобы привлечь венерианских летающих тварей для опыления, так же как наши цветы используют цвет и запахи.

Девор обратился к растению:

– Доброе утро, мистер Девор!

– Добутро, мист Двор!

– Хорошее растение! – сказал Девор. Он побрызгал X–53–D под кустом и разбавил удобрение из лейки. – Вот тебе награда.

– Я полагаю, что это у них венерианский акцент, – сказал Вандерхофф. – Надо будет однажды записать его фонетическую транскрипцию. Как они отличают тебя от всех остальных?

Девор пожал плечами:

– На запах или на звук, наверное. Глаз у них вроде нет. А твои кусты уже кусаются?

– Пытаются. У каждой пары челюстей есть что-то вроде антенны, торчащей над ними, как антенна радара. Похоже, что так они наводятся на свои жертвы.

– Могут до крови прокусить?

– Я не знаю. Один цапнул меня за палец однажды; довольно чувствительный щипок, хотя кожу не прокусил.

– А чем ты их кормишь? – спросил Девор.

– Похоже, им больше всего нравится тунец. Стейк и ветчину они считают неудобоваримыми.

– Привет, профессор! – послышался громкий голос Билла Конверса. – Привет, Сид. Как твоя августинова трава поживает?

– Начинает вылезать, как обычно, – сказал Девор. – А как твоя поскакушка?

Конверс, несмотря на все россказни про его опыт в садоводстве, так и не сумел истребить мыльнянку, или, как ее еще называют, «бетти-поскакушку», которая заполонила все грядки, когда он покупал свой дом.

– Ну, меня-то можешь не подкалывать, – отмахнулся Конверс. – У бетти-поскакушки хотя бы цветы есть.

– Ага, – сказал Девор. – Несчастный сорняк. Ты просто ленивый. – Он понизил голос. – Как дела с райским деревом?

Конверс закатил глаза.

– Оно уже с меня ростом. Пойдемте, покажу вам.

Тут же они и пошли. Райское дерево действительно достигало почти двух метров в высоту и имело очень необычную форму. Невысокий, около метра, ствол толщиной десять-пятнадцать сантиметров внезапно заканчивался неким органом, который свисал по одну сторону ствола и раскинулся выше и дальше, на другую сторону, веером тонких отростков с палец толщиной, с двумя рядами маленьких оранжевых листьев на каждом. Вандерхоффу растение напомнило павлина с распущенным хвостом.

Спереди этот орган имел форму кувшина, совсем как земное растение саррацения, только больше по размеру и с крышкой. Этот сосуд теперь достиг размеров ведра. Крышка быстро приросла к верху сосуда, и поднять ее было уже невозможно.

– Самое забавное, – сказал Конверс тем же тихим голосом, – это не то, как оно быстро растет, а то, что это такая твердая древесина. Обычно ждешь, что все такое быстрорастущее будет мягким и мясистым.

Конверс наклонил один из побегов, чтобы все остальные могли потрогать. Он действительно казался сделанным из крепкой древесины.

– Может быть, – заметил Вандерхофф, – из этих маленьких ягодок вырастет тот замечательный плод, о котором Оукли нам рассказывал.

– Ага, – сказал Конверс. – Такими темпами их можно будет есть ближе к сентябрю.

– Огороди дерево, или пацаны съедят все фрукты, прежде чем такие развалины, как мы, до них доберемся, – предложил Девор.

– Хорошая идея, приятель, – отозвался Конверс. – Вот что я тебе скажу! Когда они поспеют, я устрою вечеринку для соседей и мы все их съедим.

* * *

Уильям Конверс действительно огородил дерево, которое продолжало расти как бобовый стебель Джека. Соседские грядки с флоксами зацвели алым и белым. Бульдожьи кусты Вандерхоффа стали больше и прожорливей. Пенни Вандерхофф поранила палец, когда их кормила, и затеяла перебранку с мужем, требуя избавиться от кустов.

Любопытно, что ни бульдожьи кусты, ни райское дерево не вызвали интереса у соседей. Панорамное окно Вандерхоффа располагалось под правильным углом, и кусты, посаженные под ним, не были видны с улицы. Вандерхофф грозил детям суровыми наказаниями, если они расскажут посторонним о его чудесных растениях, и очевидно, что они послушались.

Райское дерево было на виду. Но, хотя его странная форма вызывала много вопросов к Конверсу, всех устроил его небрежный ответ: «О, да это просто южноафриканское кружечное дерево».

Сидней Девор, однако, не остался незамеченным. Сначала его поющие кусты чирикали, подражая птицам, которых слышали. Один даже принялся ухать как совка, только, в отличие от совки, растение ухало целый день, а не строго ночью, как всякая порядочная сова.

Затем Девор научил их приветствовать себя словами «Доброе утро, мистер Девор», когда он проходил по дорожке. Когда соседи спрашивали, что происходит, он отделывался шуточными или загадочными репликами, говоря, что оборудовал кусты динамиками. Однако поведение растений было таким вопиющим, что этим объяснениям не поверили. По мере роста тональный диапазон и четкость произношения кустов увеличились. Тогда Девор принялся учить их более изощренному репертуару. Сначала он развил утреннее приветствие с простого «Доброе утро, мистер Девор» до таких фраз, как «О, король, живи вечно!» и «Да здравствует ваше императорское величество!».

Когда их приветствия стали такими высокопарными, каких только мог пожелать самый самовлюбленный параноик, он начал учить их петь «Клементину». Было непросто заставить их петь в унисон, но он справился. Каждый вечер соседи собирались, чтобы посмотреть на Девора, который расхаживал по дорожке туда и обратно, выстукивая ритмы на маленьком индийском барабане и вразумляя свои растения.

– Вот увидишь, – сказала Пенни Вандерхофф мужу. – Скоро на нас налетит рой из фэбээровцев и газетных репортеров. Они всех вас троих заберут в тюрьму, а репортеры будут сочинять истории, из-за которых ты лишишься работы.

Но в это лето случилось так много разного – почти война между Индией и Китаем за Непал, гибель президента Трингстада в авиакатастрофе, возвращение «Бержерака» с Марса, – что газетчикам было чем заняться. В любом случае хризантемы и гладиолусы распустились и ничего особенного не случилось, когда Билл Конверс, отведав плод райского дерева, объявил, что он поспел, и пригласил соседей на вечеринку в субботу вечером, чтобы съесть весь урожай.

Это был уик-энд после Дня труда. В этот уик-энд Международный совет ассоциаций преподавателей языка, действующий под эгидой ЮНЕСКО, собрался в Нью-Йорке. Карл Вандерхофф отправился туда в качестве делегата, намереваясь вернуться к вечеру воскресенья.

Так получилось, что Билл Конверс прочитал в «Популярном садоводстве» статью о венерианских растениях в целом и о райском дереве в частности. В Северной региональной исследовательской лаборатории департамента сельского хозяйства в Пеории, штат Иллинойс, теперь выращивалось достаточное количество этих растений, чтобы прийти к