Ружье на динозавра - Лайон Спрэг Де Камп

Х. Брекенридж Бинг продолжал, будто ничего не услышал:

– Вот этот Amphorius, например, обладает странными свойствами. Я полагаю, что вы знаете, что биохимия высших венерианских организмов оказалась почти такой же, как у земных позвоночных?

Девор энергично кивнул; другие кивнули более сдержанно.

– Тогда вы помните, что в 1970 году Печников выделил «гратисон», гормон благодарности, который вырабатывается шишковидной железой. Он встречается в таких крохотных количествах, что его не сразу заметили, но он влияет на поведение животных, подобно тому, как пролактин стимулирует материнскую любовь. Благодаря ему становится возможна семейная жизнь и образование сообществ. Так вот, плоды Amphorius содержат значительные количества гратисона или почти идентичного ему вещества. В результате если кто-нибудь съест плоды Amphorius, то вскоре он будет охвачен непреодолимым желанием сделать приятное той вещи или персоне, от которой плод получен. Если вы съедите его с дерева, вы захотите отблагодарить дерево.

– Эй, Брек! – Джейкобсон потянул Бинга за рукав. Но Х. Брекенридж Бинг был не тот человек, кто добровольно лишится аудитории, разве что под угрозой природного катаклизма. Он продолжал: – Далее: Amphorius – это плотоядное растение, как и Faucifrons, но вместо того, чтобы ловить свою жертву, оно убеждает жертву скормить себя этому растению. Небольшие позвоночные, которые съели плоды, забираются в амфору, – Бинг указал на кувшинообразный орган, – и перевариваются. Высшая форма венерианской жизни – похожий на гиббона желтый Sauropithecus xanthoderma, слишком умен, чтобы залезать в амфору. Вместо этого племя хватает самого слабого из своих членов, чтобы принести его в жертву, и засовывает его в этот сосуд. С другой стороны, если вы получите плод от другого человека, вы…

– Боже мой! – закричала Мэри Конверс. – Мой ни на что не годный муж понес пакет с этими штуками Пенни Вандерхофф! Догадайтесь с трех раз, ради чего!

Дайец, пьяный гость, сказал:

– И как раз это самое мы должны сделать с вот этими мистером Бингом и мистером Джейкобсоном. Нашему дереву ничего не жалко, даже федерала.

Бинг принужденно улыбнулся:

– Я не думаю, что человеческие существа дойдут до таких крайностей, как венерианские ящероприматы…

– Да неужели? – крикнул другой гость. – Конечно, выдирайте наше растение и забирайте его!

– Так, послушайте… – начал Джейкобсон.

– В кувшин их! – завопил один из гостей, и крик его был подхвачен.

Круг начал сжиматься вокруг федеральных служащих, которые попятились к улице. Заместитель маршала вытащил из-под мышки пистолет:

– Вы все аресто…

Справа от него стоял молодой Джон С. Моузли, который должен был стать звездой, играя хавбеком за команду «Перм» в этом сезоне. От пинка Моузли пистолет взлетел на десять метров и приземлился возле конверсовской пахизандры. Гости сомкнулись, протягивая руки. Со стороны дома Вандерхоффа послышался звон разбитого стекла, но никто не обратил на это внимания.

* * *

Карл Вандерхофф вернулся домой не в воскресенье, как планировал, а в субботу вечером. Он представил свой доклад утром в субботу; он повидал всех, кого хотел, к концу субботнего ланча; он обнаружил, что встречи и доклады, запланированные на воскресенье, были малоинтересными; и, наконец, профессор Джуниус Уайт из университета Вирджинии предложил подбросить его до дому, если он согласен уехать в субботу после обеда. Мысль о том, чтобы сэкономить на билете на поезд и вернуться домой, захватив конец вечеринки у Конверсов, определила решение Вандерхоффа о раннем отъезде.

Он прогулялся полквартала от того места, где его высадил Уайт, который не захотел зайти в дом, открыл свою дверь, вошел и бросил на пол портфель с бумагами, пижамой и другими принадлежностями для конференции. Он почти споткнулся об облегченную бейсбольную биту юного Дэниэля, раздраженно хмыкнул, прислонил ее в углу и сделал мысленно пометку не забыть наказать Дэниэля.

Затем он набрал воздуха в грудь, чтобы прокричать: «Привет, семья!», но закрыл рот и выдохнул воздух, когда услышал приглушенные звуки человеческой активности, доносящиеся из гостиной.

Нахмурившись, Вандерхофф сделал три шага к порогу гостиной. На диване сидела его жена, заключенная в пылкие объятья их соседа Конверса.

Конверс поднял взгляд, услышав, что вошел Вандерхофф. Тот просто тупо таращился. Затем его житейские навыки заставили губы изогнуться в улыбке сердечного приветствия, и в то же время волна ярости исказила эту автоматическую улыбку, превратив ее в выражение, на которое Конверс взирал с видимым ужасом.

Вандерхофф шагнул вперед. Конверс, хотя и был тяжелее профессора французской литературы на десять килограммов, оторвал себя от Пенелопы, украдкой огляделся и нырнул в панорамное окно. Дзынь!

Снаружи в кустах завязалась некоторая борьба. В то же мгновение с другого направления прилетели крики и топот толпы, преследовавшей кого-то вдоль улицы.

Вандерхофф не обратил на это внимания, отвлеченный громкими криками из-под окна, за которыми последовал вопль:

– Оу-у-у! Помогите! Они меня поймали!

Вандерхофф поспешил к окну. Конверс упал в бульдожьи кусты, которые немедленно его схватили. По две челюсти вцепились в его ноги или по крайней мере в брюки, которые их покрывали, а пятая держала его за складку спортивной рубашки.

Конверс на четвереньках отполз от зарослей насколько смог и пытался уползти еще дальше, пока другие челюсти кустов делали выпады и щелкали зубами, как головы змей. Он сбил пару проволочных ограждений, которые Вандерхофф установил перед кустами. Его правая рука кровила, видимо, от пореза, полученного в результате прыжка из окна. Осколки стекла, отражавшие золотистый закат, мерцали на траве среди кустов.

Вандерхофф стоял с надутыми губами, рассматривая разные варианты нападения. Он не хотел убивать Конверса, а только избить его до полусмерти, поэтому мысль использовать кухонный нож для разделки он отбросил. Если он просто кинется на него с кулаками, Конверс сам его схватит и отлупит, пожалуй, еще похуже. Затем он вспомнил про бейсбольную биту Дэна. Он вернулся в прихожую, взял биту, выбежал через заднюю дверь и приблизился к распростертому Конверсу, плененному кустами.

– Эй! – закричал Конверс. – Не делай этого, Карл. Давай останемся цивилизованным людьми! Я не хотел причинить никакого вреда! Я просто…

Удар тяжелым тупым предметом по голове прервал его объяснения. Почти минуту Вандерхофф возвышался над Конверсом, широко расставив ноги и размахивая битой, зажатой в обеих руках, как Роланд, вознесший свой меч Дюрандаль над язычником. Конверс выл и стонал, но не мог уползти в кусты, где ему было бы еще хуже. После того как бита сломала ему нос, он старался, как мог, прикрывать лицо и голову руками, пока его, не разбираясь куда, осыпали новыми ударами.

Когда Вандерхофф отступился, чтобы перевести дыхание, его внимание привлекли звуки с улицы. Он обошел угол дома