Страж Ордена 2 - Никита Васильевич Семин

Иоанн медленно повернулся. Его лицо было спокойно, но ясные глаза метнули молнии.

— Чудо Божье невозможно измерить машиной, князь. Его Свет чист, — ответил он, не допуская мысли о том, что его дар может быть измерен.

— Он видит его, отче! — Голицын сделал шаг вперёд, и его голос сорвался в шёпот. — Его прибор показывает белый свет вокруг их душ. Он считает это меткой чужого контроля.

Иоанн нахмурился. Голицын же, убеждённый, что Иоанн сам был искусным менталистом или марионеточником, говорил быстро, вкладывая в слова всю свою ненависть к Молниеву:

— Вы, отче, обладаете даром, не уступающим моему, но куда более искусным. Вы не вторгаетесь в разум, как я, грубо. Вы его озаряете, подчиняя! И этот прибор принял ваш… Свет… за чужое, агрессивное вмешательство! И если вы проиграете, отче, — Голицын не сдержал своего страха, — этот человек уничтожит меня. Я его враг. Он знает, что я пойду на все, чтобы уничтожить его при первой возможности. Пока вы — угроза, он терпит меня, чтобы я был лабораторным экспонатом, игрушкой в его планах. Но если вас не станет…

Он посмотрел на Иоанна, и в его глазах стояли мольба и отчаяние.

— Вы единственный, кто может меня защитить. Уничтожьте его.

Князь Голицын ушёл, оставив за собой лишь смрад дорогого одеколона и семена ярости. Иоанн остался один. Он медленно опустился на ящик, склонив голову и приложив руку к виску. Он пытался осмыслить слова Голицына.

В этот момент, в тишине грязной каморки, к нему снизошло Озарение. Но это был не мягкий, успокаивающий голос Света, который он привык слышать. Это был удар — холодный, яростный, нечеловеческий приказ, который пронзил его до костей, как осколок льда. Он почувствовал, как чужая воля, воля его истинных хозяев, ворвалась в его разум, подавляя остатки его собственного сознания.

Смерть. Колдун должен быть уничтожен. Инструмент его — разрушен. Немедленно. Его победа — конец всему сущему. Иди. Настало время

Это не было предложением. Это было повелительное, неоспоримое требование. Иоанн поднял голову. Его глаза, всегда ясные, голубые, теперь светились чистым, ледяным, нечеловеческим белым светом. Его собственная душа ушла куда-то в глубину, погребённая под чужой, страшной волей. Он принял приказ своих хозяев.

— Да будет так, — прошептал он, и голос его прозвучал, как эхо в склепе. — Настало время.

Глава 21

Буквально через день после этих событий от агентов столичной полиции посыпались донесения, что сектанты Иоанна что-то затевают. На базарах, площадях, на улицах города вдруг пронеслись темные, апокалиптические слухи: что Государь опутан и зачарован «Колдуном» — то есть, мной. Что надо его освободить. Что «Колдун» не устоит перед силой божьего слова, несомой верным рабом божьим — Иоанном.

— Лжепророк Иоанн сделал свой новый ход, Михаил, — сказал Шувалов, с досадой бросив на стол папку с однотипными донесениями. — Нам приписывают самые чёрные замыслы. В глазах народа мы теперь — не спасители Империи, а её губители.

— Нам нужно действовать, граф, — сказал я, игнорируя политические последствия. — Слухи — это только прелюдия. Иоанн не просто зовёт людей на молитву. Он готовит удар. И удар его сторонников, этих фанатиков, может быть очень силён. Мы обязаны выяснить, что именно задумал Иоанн, куда он направит свой «крестный ход» и какова его истинная цель.

— Это я и сам прекрасно понимаю. Мы поставили задачу столичной полиции. Но, возможно, этого недостаточно. Иоанн не раскрывает своих планов даже самым ближайшим своим сторонникам! — с сожалением заметил Шувалов.

В этот момент дверь распахнулась, и на пороге, запыхавшись, предстал… Илья Верхотуров! Он был в грязной дорожной одежде, его лицо было обветренным, но глаза его горели радостным огнём.

— Простите, ваше сиятельство! — сбивчиво произнёс он, обращаясь к Шувалову, а затем посмотрел на меня. — Михаил! Я только что из Кунгура!

— Илья! — обрадованно я поднялся. Он был единственным человеком, который мог принести мне весть из мира, который я покинул. — Как там Семён?

— Семён успешно обслуживает башню, — ответил Илья, его слова были музыкой для моих ушей. — Всё в норме. Прорехи под контролем, энергия идёт ровно. Но я не мог оставаться там, когда здесь, в столице, творится такое!

Я кивнул. Верхотуров был не просто талантливым магом земли, он был своим.

— Ты вовремя, Илья, — сказал я, улыбаясь. — Граф, позвольте взять господина Верхотурова в нашу команду? — Шувалов лишь молча кивнул, и я повернулся к Илье. — С этого дня ты с нами. У нас назревает бой, и твоя помощь будет бесценна.

Илья, расплылся в улыбке, приняв назначение.

Прошёл ещё один томительный день. Слухи в городе множились, но что именно предпримут сектанты, всё ещё не было понятно. Я сидел у окна, наблюдая за серым небом. Предчувствие, отточенное годами войны, томило меня: Иоанн вот-вот пойдёт ва-банк.

— Он не будет отсиживаться, граф, — сказал я Шувалову, не отрываясь от стекла. — Погоняемый волей Лорда Света, он пойдёт в атаку. Но когда? И как? Нам нужно спровоцировать его.

— Провоцировать такого фанатика, Михаил, — вздохнул Шувалов, — всё равно, что тыкать палкой в берлогу.

— Именно! Но это даст нам инициативу. Ведь вы же помните, как зимой стреляют медведя? Прежде чем бахнуть ему из ружья в морду, надо хорошенько пошуровать в его берлоге палкой! Именно поэтому я предлагаю устроить публичное, пропагандистское выступление с участием князя Голицына.

Шувалов удивлённо поднял бровь.

— Мы должны показать всем механику менталистского «одурманивания». И лучший способ — это заставить князя Голицына, нашего аристократа-злодея, взять под контроль простолюдинов. Наш нейроспектрометр зафиксирует красный сигнал. Это покажет всем, что его сила отнимает волю. Мы объясним, что именно так действует Иоанн, что он одурманивает своих сторонников. И заодно это заставит Иоанна думать, что он теряет инициативу. Что мы перехватываем у него народ.

Шувалов кивнул.

— Пусть будет так, Михаил. Выведите князя на площадь.

Я тотчас отправился в Инженерный замок, в ту самую каморку, которая служила нам лабораторией. Голицын сидел там, сгорбившись. Он был уверен, что меня вызвали к Императору за голову Иоанна.

— Князь, — начал я без предисловий. — Вы отправляетесь на Сенную площадь. Там вам предстоит