Порочные идеалы - Элвин Гамильтон

стоять у выхода с кольцом на руке, попивая шампанское и дожидаясь остальных. Но она отслеживала движения лабиринта, и в них не было никакой закономерности. Что тогда? Какую добродетель здесь требовалось проявить, если не интеллект? Сдержанность и храбрость остались позади. Какие были еще варианты? Вся история Хольцфаллей промелькнула в ее сознании в мгновение ока, пока она вспоминала испытания прошлого.

Справедливость. Самоотверженность. Щедрость. Мудрость. Честность. Беспристрастность. Благоразумие. Верность.

Сплоченность.

Ответ был очевиден. Три поколения назад состоялось испытание сплоченности. Четверо претендентов на Наследие оказались заперты в ловушке. Выбравшись на свободу, они все получили по кольцу. За всю историю испытаний это поколение было единственным, где все претенденты вошли в лес.

Это был их шанс.

Каждая из них могла получить кольцо.

Они почти добрались до верхушки дерева.

Стены лабиринта подступили так близко, что Лотти чувствовала, как кустарник царапает ей руки, пока взбиралась на вершину.

Клеменси вскарабкалась наверх первой, затем протянула руку Лотти и помогла ей залезть. Плотно переплетенный кустарник у них под ногами напоминал твердую землю.

Лотти обернулась и подала руку Модести.

И с головой погрузилась в ее мысли.

Модести не просто мучилась от зависти, как Констанс и Клеменси. В ее сознании бушевала ненависть, выжигающая все на своем пути. Глубоко укоренившаяся злоба порождала в ней презрение и ярость, скрываемые за фальшивой улыбкой. И все эти чувства были направлены против Норы, кузины, которая получала все что хотела, в то время как Модести приходилось выбиваться из сил ради жалких крох.

Нора забирала себе все. Ничего не оставляла другим. И ей еще хватало наглости рассуждать о гримах и их бедности, будто она хоть раз в чем-то нуждалась. Из-за этого Модести еще сильнее хотелось все у нее отнять.

Лотти отдернула руку, как только Модести вскарабкалась наверх, но не смогла отделаться от тягостного ощущения, которое оставили после себя чужие мысли. Затем она протянула руку Норе – вокруг той уже смыкались стены лабиринта.

Модести среагировала быстрее, чем Лотти могла предположить. Она бросилась на Лотти и изо всей силы выкрутила ей запястье. Лотти вскрикнула от боли, и ее пальцы разомкнулись.

Нора упала.

И увлекла за собой карабкавшуюся следом Констанс.

Лотти выкрикнула их имена, но слишком поздно. Живая изгородь сомкнулась, и ветви поглотили кузин.

Повернувшись, она увидела, что Модести холодно наблюдает за ней, будто говоря: «Тебе никто не поверит».

Последующие воспоминания были размыты. Каким-то образом Лотти, Модести и Клеменси удалось добраться до края лабиринта по плотному слою кустарника. Они снова очутились на лужайке, где еще несколько часов назад развлекались состоятельные жители Вальштада. Теперь там не было никого кроме Хольцфаллей и кинувшихся к ним рыцарей. Лотти упала на колени, и Бенедикт опустился рядом с ней на траву.

Модести театрально разрыдалась. Она стенала о том, как погибли их кузины. Как они пытались их спасти.

«Ты лжешь! – выкрикнула Лотти. Ее не волновало, поверит ей кто-нибудь или нет. – Ты их убила!» И она набросилась на Модести.

Краем сознания, сквозь пелену боли и ярости, она почувствовала, как Тео оттаскивает ее. Пытаясь вырваться, она слышала его мысли: его грудь была прижата к ее спине.

Она чувствовала горечь его утраты. Боль от собственного предательства, ведь ему пришлось наблюдать, как гримы грабят фабрику «ЛАО». Потому что Лотти не предупредила вовремя Нору. А затем ее поглотило это невыполнимое испытание. И убило.

Лотти бессвязно что-то кричала. И тут вдруг раздался возглас Клеменси.

Лотти не сразу заметила то же, что и она. Над самым центром плотного слоя кустов поднимался дым. Сперва – едва заметный. Но он рос и рос, пока в конце концов Лотти не разглядела, что внутри лабиринта, подобно пылающему сердцу, горит огонь.

Вскоре лабиринт вспыхнул целиком. Старшие Хольцфалли активировали чары, защищаясь от дыма. Они молча наблюдали за происходящим, не зная, является ли пожар частью испытания. Лотти боялась дать волю надежде.

Но вот огонь потух, оставив после себя пепелище и обугленные остатки ветвей. Посреди всего этого виднелись две фигуры.

Нора.

Она стояла на четвереньках, окровавленная, обожженная и покрытая пеплом. В руках она сжимала два металлических листка с дурацкого золотого дерева. Подбежав ближе, Лотти увидела, что на листьях были нацарапаны схемы. Простые, наспех выведенные чары для того, чтобы сжечь лабиринт и защитить себя от огня.

Второй фигурой оказались остатки дерева. От жара оно расплавилось и приобрело жуткую, уродливую форму. Его ветви опустились к земле, обхватив чудовищными пальцами тело Констанс.

Она не двигалась.

После этого Лотти помнила только крики. Клеменси кричала от горя. Нора выкрикивала обвинения в адрес Модести. Модести громко протестовала, заявляя, что она ни при чем. Что это Нора убила Констанс, устроив пожар.

Потом их всех усадили в автомобили. Увезли в особняк, миновав поджидавших поблизости репортеров.

А затем воспоминания оборвались так же резко, как были украдены.

Лотти вернула их себе за долю секунды и тут же убрала руку. Бабушка, ничего не заметив, щелкнула пальцами и магией оттолкнула Нору и Модести друг от друга.

– Немедленно возьмите себя в руки. – Мерси Хольцфалль повысила голос. – Расскажите всем то, что сказала вам я. И, поверьте, я поступила так исключительно ради блага семьи. Как поступаю всегда.

– Да, бабушка. – Отозвалась одна лишь Модести.

Клеменси так и не поднялась с пола.

Лотти переполняли осознание и гнев.

Нора была единственной, кто разделял ее чувства.

Лотти потянулась к ней, но Нора, кипя от злости, тут же сорвалась с места. И ушла, не оглядываясь.

Глава 44

Аугуст

Он почувствовал ее еще до того, как увидел.

Когда она уселась за барную стойку рядом с ним, воздух заискрился от напряжения, как перед грозой.

– Не предложишь мне выпить? – Хриплый голос Норы заставил его оторвать взгляд от стакана в руке.

На этот раз лицо было ее уже собственным. Никакой иллюзии, никакой маскировки. Но такой Норы он еще ни разу не видел.

Ее одежда была порвана и подпалена. Кожа покрыта кровоточащими царапинами. А волосы измазаны в саже и грязи.

А ее взгляд…

Злость Аугуста мгновенно испарилась.

Он подавил рефлекторное желание дотронуться до ран на ее лице.

– Нора… – Одна из царапин пролегала совсем близко к глазу. Аугуст сжал руку в кулак. – Что с тобой стряслось?

– Хотела бы я знать. – Один из порезов у нее на руке открылся снова, и Нора рассеянно стерла выступившую кровь. – Одно могу сказать точно: гримы тут были ни при чем, что бы ни написали завтра в газетах. И, должно быть, случилось что-то ужасное, если бабушка уступила врагам вымышленную победу ради того, чтобы мы не узнали правду.

Еще вчера она клялась, что они никогда больше не увидятся. Аугуст представлял, как она вернется. Практиковал на этот случай самодовольный вид и язвительные замечания. Но теперь он испытывал лишь гложущий страх перед тем, что смогло нанести Норе такой удар.

– Ладно, раз не хочешь быть джентльменом, я сама возьму себе выпивку. – Перегнувшись через барную стойку, Нора схватила бутылку и стакан в разводах. Бармен обернулся, но, разглядев ее, не стал ничего говорить. Аугуст ждал, пока Нора откупорит бутылку и нальет себе стакан. Ее рука задрожала. Он подумал о том, чтобы помочь, поддержать ее руку своей. Но она просто опустила горлышко бутылки на край стакана, чтобы скрыть дрожь.

– Ты ведь не сделала крюк в десяток кругов только ради стакана дешевого виски? – поинтересовался он, когда Нора залпом выпила содержимое.

– Мне в голову пришла мысль. – Нора налила второй стакан.

Аугуст не удержался:

– Рано или поздно это должно было случиться.

Уголки ее рта приподнялись в болезненной усмешке.

– Испытания не состоялись бы, если бы моя мать не погибла.

– Как проницательно. – Аугуст задумчиво повертел свой стакан. – Напоминает мне что-то, что я сказал на Церемонии Веритас.

Тогда, в день их первой встречи, он заметил, что не только у гримов был