Я уничтожил Америку 2 Назад в СССР - Василий Высоцкий

И пока Мария приходила в себя, пока Константин пытался отдышаться, пока Николай корчился от боли, я молча прикрыл веки, пытаясь сосредоточиться.

— Так кто ты, Пётр Жигулёв? — спросил Вацлав.

Я не вздрогнул от неожиданности. Сдержался. Конечно же они могли знать моё имя. Ведь Семён Абрамович его передавал вместе с паролем. Да и «Ян», он же Милош, тоже называл меня Петром. Так что ничего удивительного в этом нет.

— Я обычный человек, — пожал я плечами. — Хотел просто сбежать из СССР…

— Обычный человек? — хмыкнул Вацлав. — А вот по нашим данным ты вовсе не обычный. Когда Милошу передали паспорт и сказали, где и как тебя встретить, то он сразу же заподозрил неладное. А потом мы, бригада «Свободной Чехословакии» помогли ему кое в чём разобраться и узнали, что кто-то из СССР недавно сделал очень большую ставку на футбол. И надо же — эта ставка сыграла! Часть денег ушла в Россию, но часть осталась в Европе! И теперь тот, через кого была сделана ставка, просит встретить и переправить в Европу одного очень странного человека…

— Я простой человек. Я ничего не знаю ни про ставки, ни про деньги… — пробормотал я.

Вряд ли мне поверили. Но я и не для них вёл разговор. Мне нужно было, чтобы поверили другие. А что до этих людей… Ну, они сами выбрали свою судьбу. И если моё проклятие не подведёт, то вскоре смогут погладить Рекса.

— Простой человек? Чтобы проверить его простоту мы направили четырёх людей на встречу. И этот «простой человек» смог обезвредить троих в подъезде дома. А один даже упал на свой нож! Сам упал! Представляете? Ха! Совсем простой человек! Совсем простой… Да и в квартире Милоша этот простой человек устроил нам ловушку. А потом заманил в неё Милоша и хладнокровно убил его.

— Вообще-то вас было трое, а я только мудями тряс и дико боялся, — огрызнулся я в ответ. — Ты сам своего товарища грохнул, а этот самый Милош за оголённый провод схватился, сидя жопой в воде… А что до тех троих, так они сами нарвались — я только защищался. И что это за хрень с тройками? У вас традиция такая — втроём на туристов нарываться? А тот, с бетонной рожей, просто подвозил ваших?

— Я тебе не верю, — покачала головой женщина, бывшая женой Милоша. — Я не верю ни одному твоему слову! Ты заслан к нам! Заслан, чтобы помешать приходу демократии!

Чего? Что за бред? Я вообще только мимо проходил! Какая к чёртовой матери демократия?

Я ещё толком-то работать не начал!

— Хотите — верьте, хотите — не верьте. Я сказал всё как есть, — вздохнул я.

— И Гусака тоже ты спас просто так? — пробурчал Вацлав.

— А его спас нечаянно. Не хотел, чтобы снайпер обратил на меня внимание и убрал лишнего свидетеля, — признался я. — Даже не видел, в кого он целился! Про Гусака узнал из утренних газет…

— Всё спланировано, отрепетировано, но тут появляется «простой человек» и сразу же на арену выходят двое смершевцев! — проговорила Мария. — И направляют его именно ко мне!

— А это уже наша работа, Мария, — подал голос Константин Никитич. — Мы многих охотников проработали, осталось всего пара-тройка. Среди них как раз ты… И ты взялась за это дело с видимым удовольствием. Только мы не знали, что… Пётр, да? Что Пётр до этого времени твоему паразиту выписал билет в один конец!

— Я сейчас шмальну в твою рожу наглую, Коста! Придержи свой поганый язык! — вскинулась она.

— Молчу-молчу, — хмыкнул он в ответ, а потом посмотрел на Степана Николаевича. — Ты как?

— Бывало и лучше, — проговорил тот сдавленным голосом.

— Потерпи, браток, немного осталось, — ответил ему Никитич.

— Да уж, вам как раз немного осталось. Два смершевца в Чехословакии… Надо же, и ведь до последнего скрывались, — помотала головой Мария.

— Ты тоже неплохо спряталась. Если бы не твоя страсть к оружию, то могли бы и вовсе пропустить.

— Да уж, моя «Зброевка» — моя слабость, — Мария погладила цевьё. — Сколько раз из неё смерть вылетала… Не передать того сладостного момента, когда наводишь на врага и жмёшь на спусковой крючок. Это целый взрыв эмоций! Феерия, мать твою!

— Феерия… — эхом откликнулся Никитич. — Да ты больная, Мария. Но лечить тебя не стоит. Легче пристрелить!

— Заткнись, тварь! Ты вон орал, что русские своих не бросают, а ведь ещё как бросали! Когда я играла с пленными и кричала некоторым, что они могут остальных бросить и бежать. И никто не вспоминал в такие минуты ни про Родину, ни про Сталина! Люди хотели жить и поэтому мчались быстрее лошадей! Знаешь, как они бежали? Очень быстро, Коста! Очень-очень! Только пуля быстрее!

— Врёшь ты всё, Мария, — вздохнул Никитич. — Вы же так замучивали пленных, что они не то, чтобы бежать — идти нормально не могли. Потому к стенке и ставили, чтобы сподручнее было стрелять. Потому что у людей ноги не держали!

— Может и так, — оскалилась она. — Да только кому от этого легче? Всё одно сдыхали, и герои, и трусы. А потом их сваливали в общую яму и поджигали. Знаешь, как пахнет горелое русское мясо, Никитич? Опаленной свиньёй! Свиньи вы и есть! Как возились в своём навозе, так и будете возиться до скончания веков.

Никитич не опустил рук. Он стоял, слегка раскачиваясь, как медведь, готовый сорваться с цепи. Его пальцы медленно шевелились у самой макушки, будто разминая затекшие мышцы. Я краем глаза зацепил, что он что-то вытягивает из рукава.

Не надо быть гением, чтобы понять — что именно он вытягивает! А поэтому стоило приготовиться! Вот-вот начнётся то, что может поменять расклад сил.

— Вацлав, ты говоришь? — вдруг спросил Никитич, и голос его стал вдруг простым, почти деревенским. — А не из-под Бреста будешь? Не Витьки ли ты Щербака сын?

Ствол автомата на секунду дрогнул. В глазах Вацлава мелькнуло что-то неуверенное, тёмное, какая-то тень из другого времени.

— Откуда ты знаешь?.. — вырвалось у него.

— Да многое про вас знаем, —