Я уничтожил Америку 2 Назад в СССР - Василий Высоцкий

Никитич усмехнулся, и усмешка эта была страшнее любой угрозы. — Твоего папаню в сорок четвертом вязали. Он тоже орал, что власть меняется. Не поменялась. И сейчас не поменяется. И правда будет за нами!

И в этот миг всё началось.

Никитич не стал снимать рук с головы. Он просто рухнул вниз, как подкошенный, резко и неожиданно, будто ему в спину выстрелили. Взмахнул руками. Вацлав на мгновение опешил, ствол его дёрнулся, следуя за движением, и этого мгновения мне хватило.

Я не герой. Я никогда не был героем. Но когда на кону стоит жизнь твоего союзника — старого, ворчливого смершевца — тело действует само.

Я не бросился на ствол Вацлава. Я пнул раненой ногой по рукам Марии, которая, оскалившись, пыталась вскинуть винтовку. Она вскрикнула от боли и неожиданности, и это крик на долю секунды отвлёк Вацлава. Его взгляд метнулся к ней.

Раздался глухой, мягкий звук. Хлюпкий такой, противный. Я даже не сразу понял, что это. Никитич, падая на землю, метнул в горло врага заточку, которую он всё это время держал за обшлагом рукава. Из горла Вацлава вырвался не крик, а булькающий, клокочущий звук, точно вода уходит в засоренную раковину.

Жена Милоша наставила обрез на меня. Но было поздно. Никитич, не вылезая из грязи, уже целился в неё своим подхваченным «Стечкиным». Не для того он прошёл пол-Европы и половину мирной жизни, чтобы споткнуться о каких-то недобитков.

Прогремело два выстрела. Коротких, сухих, лающих.

Первый — Никитича. Пуля ударила жене Милоша прямо в переносицу.

Второй — жены Милоша. Она уже стреляла мёртвая, отброшенная выстрелом назад. И стреляла в меня!

Я на миг зажмурился. Неужели всё?

Но вроде бы нет. Никакого удара. Никакой боли. Я невольно открыл глаза. Рядом мешком оседала Мария. На её груди красовалась небольшая дырочка, сквозь которую струйкой цвиркала алая кровь.

Капли падали на заросли черники, окрашивая желтеющие лепестки в бордовый цвет. Мария удивлённо посмотрела на дырочку в груди, на меня, что-то прошептала и рухнула в мох лицом.

Тишина навалилась сразу, густая, давящая, нарушаемая только предсмертным хрипом Вацлава. Никитич поднялся, отряхивая грязь с колен. Подошёл к Степану Николаевичу:

— Всё-таки получилось у этой падали уйти! Досада… Давай ногу, браток. Посмотрю, что и как.

— Смотри. Вроде бы кость не задета, а что до мяса — до свадьбы заживёт, — хмыкнул Степан Николаевич.

— Ага, ты только кровью тут не истеки, а то мне одного инвалида хватает, — Никитич кивнул на меня.

— Не нуди, а то своим нытьём быстрее на тот свет спровадишь, — огрызнулся Николаич.

Пока Никитич латал Николаевича и накладывал повязку из порезанной на лоскуты одежды, я проверил пульс у лежащей троицы. Пульса на было. Даже у Вацлава. Всё оказалось так, как сказал Никитич — им недолго оставалось.

— Ну вы даёте, старички-разбойнички. Как вы вообще тут оказались? — подошёл я к старым воинам.

— Да как оказались… Думаешь, «Свободная Чехословакия» на пустом месте находилась? И что её под колпак не взяли? Взяли… И тебя взяли в разработку, Петя! — хмыкнул Никитич. — А помнишь, как ты к нам прибился? Как шёл?

— Ну, я двигался подальше от патрулей, — пожал я плечами.

— Во-о-от, а патрули оказывались в нужном месте и в нужное время, — хмыкнул Никитич.

— Это что — вы вели меня? — склонил я голову на плечо.

— Получается, что так. И потом уже окликнули, а ты не смог не отозваться, — поддакнул Николаич.

— Так вы ради этой всё устроили? — я кивнул на Марию.

— Ну, не только, но в основном ради неё. Была она карательницей при отряде фрицев. Да после войны затихарилась. Вот и пришлось её выковыривать, как улитку из раковины.

— А я, стало быть, у вас приманка? И что теперь? Сдадите меня в Стаб? Опять в Российскую Федерацию направите? Ведь я же для вас слишком… кхм… «простой человек», — вздохнул я.

— А что ты нам прикажешь делать? От нас ушла карательница, «Свободная Чехословакия» теперь не скоро нос выкажет. Куча трупов и после этого ты прикажешь нам отпустить тебя?

— Но… я могу вместо этой карательницы, предоставить вам информацию о гораздо более крупной рыбе, — ответил я, глядя в глаза Никитича. — В обмен на то, чтобы уйти без проблем. Всё-таки, я помог вам, как-никак…

— Да? Гораздо более крупную рыбу? Простой человек знает про рыбалку? — поднял бровь Никитич.

— Да дай ты ему сказать! — дёрнул его за рукав Николаич. — Чего там у тебя, Пётр?

— Вы наверняка слышали про Тоньку-пулемётчицу… — начал я свой рассказ.

Глава 27

— Ну что там, Никитич? — спросил Степан Николаевич, сидя на диване перед телевизором.

— Да что там… Всё никак не настрою! — буркнул в ответ Константин Никитич, старательно поводя усиками домашней антенны. — Так вот нормально?

— Рябь идёт, — вздохнул Степан Николаевич. — То и дело изображение скачет. Говорил я тебе — возьми нормальную антенну. Ну что тебе — вытащил на улицу, на жердину присобачил и лови нормально. Так не же, всё сэкономить норовишь! За копейку уду… Во-во-во, только что хорошо было. Верни взад! Во! Так вот и стой!

— И чо? Я так стоять теперь буду? — проворчал Константин Никитич, останавливаясь сбоку от экрана. — А как смотреть-то?

— А зачем тебе смотреть? Ты держать будешь. У тебя это лучше всего получается и на другое не больно-то и способен. А мы комментировать станем, чтобы тебе не скучно было. Правда, Петруха? — подмигнул мне Степан Николаевич.

Я дипломатично улыбнулся в ответ. Сейчас я сидел в плетёном кресле, наблюдая за действиями Константина Никитича и слушая их извечную шутливую перебранку.

За поимку и раскрытие карательницы Марии, а также разработку подпольной группировки «Свободная Чехословакия» Константина Никитича наградили орденом Красного Знамени, а также премировали телевизором «Рубин-401». Как его назвал Степан Николаевич: «аквариум на тонких ножках».

Самого Степана Николаевича тоже наградили, только наградой поскромнее — медалью «За отвагу». Не обделили и материальной наградой — теперь в доме Николаевича мелко вибрирует холодильник «Минск-3». Как его в отместку назвал Константин Никитич: «гроб с удобствами».

Со времени происшествия в лесу прошло две недели. Моя нога более-менее зажила, только иногда чесалась на месте новой кожи. Степан Николаевич старательно прыгал на костылях. В принципе,