И всюду слышен шепот Тьмы - Джой Моен

поскорее вернуться в дом? Беньямин уставился в направлении звука, который затих у самой кромки кукурузного поля, и напрягся, под тонкой кожей заходили желваки. Внезапно пришедшая мысль, словно разряд молнии, прошла сквозь тело девушки.

– Ты тоже слышишь ее?

Парень взглянул в глаза Зоэ-Моник, словно намекая, что она мыслит в нужном направлении, но что именно означает данный факт, девушка не понимала. Ранее существа из теней настигали ее одну, и не было возможности проверить, слышит или видит ли их кто-то еще.

– Может, не будем стоять здесь, мало ли что, зайдем на ферму, а когда все прекратится, мы с папой отвезем тебя домой.

– Боюсь, у нас нет иного выхода, кроме как научить тебя перестать бояться, Зоэ-Моник. Я могу помочь тебе. Твой отец – хозяин теней, выходит, где-то в глубине души дремлет и твоя сила. Разбудим ее или хотя бы попытаемся. Не волнуйся, я буду рядом с тобой. Доверься мне.

Моник до крови прикусила нижнюю губу, всматриваясь в полумраке в черты лица Беньямина. Он говорил серьезно, казалось, понимал риски и, самое главное, знал о тенях. Наконец-то ей встретился тот, кто тоже видит и слышит темные силуэты, столько лет мучившие ее, гонявшиеся за Зоэ-Моник с неизвестной целью, это вселило уверенность в то, что девушка не сумасшедшая и никогда таковой не являлась. Слезы жгли глаза, но она не дала им пролиться.

– Ты знаешь, зачем они приходят? Что им нужно от меня?

Однако парень не успел ответить, плач разразился вновь; из зарослей, корчась от неизвестной проказы, медленно раздвигая распростершиеся листья, вышла девушка, совершенно не похожая на ту, из библиотеки. Завидев ее, Моник вскрикнула и тут же зажала рот ладонями, инстинктивно делая шаг назад. То была она сама, полностью обнаженная, но лишившаяся всех признаков женственности, как и волос. Тело, казалось, испещрено глубокими морщинами-бороздами, но когда силуэт вышел на свет фонаря, Зоэ-Моник поняла: кожа тени слеплена из высушенной обжигающим солнцем земли, словно годами девушка стояла под прямыми лучами, пока даже капли влаги не осталось в этом теле, лишь глаза напоминали то, кем была она когда-то.

– Я понимаю, выглядит отвратительно, но постарайся успокоиться, хорошо? Она не сделает тебе больно.

В сказанное верилось с трудом, иссохшее тело едва передвигалось, Зоэ-Моник, сотканная из теней, рваными движениями направлялась к своей живой ипостаси, будто закостенелые мышцы сокращались каждый миг, заставляя тело биться в припадке. Собственные глаза смотрели на Моник с мольбой, рот приоткрывался, но, кроме маленьких крошек земли, из него ничего не вырывалось.

– Что, что мне нужно сделать, Бен?

– Это может показаться глупым, но посмотри на свою тень, попытайся сосредоточиться, обратись к ней с просьбой помочь тебе. Я буду здесь, не бойся, вмешаюсь в нужный момент. Не хотел я перевоплощаться таким образом, но что ж, видимо, иного выхода нет.

Не успела Моник спросить, что он имел в виду под перевоплощением, ведь оборотнем он не был, как лицо и тело Беньямина начало меняться, растягиваясь и уменьшаясь, чернея с каждым дюймом, пока в воздухе не зависла ворона, показывая весь размах крыльев цвета смолы.

– Это ты… это все время был ты! В моих снах и тогда, на каштане тоже? Ты спас меня!

Ворона оглушительно каркнула, казалось, что теперь в голосе птицы была слышна радость, но возможно ли понимать разницу?

– Выходит, и ты был среди других птиц, которые убили Эмильена Тома?

Птица взмахнула крыльями, подлетев поближе, и каркнула вновь, а затем еще раз во все воронье горло, напоминая, что необходимо сосредоточиться и постараться пробудить силы. Чтобы замедлить подходящую ближе тень, Беньямин спикировал к клону Моник и наносил клювом удары по ногам, вырывая куски земли, пока одно колено не надломилось, что, впрочем, совсем не остановило слугу Дю Тревиллей. Тень упала лицом в грязь, но продолжала ползти, цепляясь ногтями за дерн.

Зоэ-Моник посмотрела вниз, на собственную тень, сливающуюся со многими другими, едва уловимые контуры очерчивали ее напряженную позу в тусклом свете единственного фонаря. До клона оставалось не так много, но Беньямин был здесь, готовый в любой момент напасть, потому девушка чувствовала себя чуть увереннее, чем обычно. Всматриваясь в полупрозрачный силуэт на земле, Моник всем естеством потянулась к спящей глубоко внутри силе, прося о помощи.

Тень по-прежнему вторила девушке, ничто не указывало на сдвиг с мертвой точки, тогда Моник стала умолять, приказывать, чередуя оба действия, впадая в отчаяние; невдалеке слышалась возня клона, что лишь нервировало сильнее.

– Я не могу! Не получается!!!

Ответом стало граянье вороны, кружившей вокруг копии Моник, не собирающейся сдаваться. С рычанием Зоэ-Моник пробовала снова и снова, но с каждым разом происходящее все больше казалось бредом, в глубине души нет никаких сил, унаследованных от отца, только дар Фоссегрима, бесполезный в данной ситуации, – у теней нет собственного сознания, а значит, повлиять на них нельзя.

Моник вдруг подумалось, как давно она не брала в руки гитару, словно целая вечность канула. Она скучала по музыке, наполняющей тело и душу до краев, скучала, будто по старому другу. Но сможет ли девушка еще когда-нибудь спеть вместе с близкими? Или до конца дней обречена скрывать свой дар? Воспоминание о первом дне в музыкальном классе, где голоса Леони, Арлетт, Беньямина и Эрве слились в общую симфонию, проецируя гамму невероятных чувств, словно церковные витражи, через которые солнечные лучи, пробиваясь, являют взору творения золотых рук мастера, грело душу.

Воодушевление несмелыми шажками прошло в сердце Зоэ-Моник, она ощутила явное желание воззвать к трем богиням, которым поклонялись предки. Сложив руки в молитве, девушка не сводила взгляда с клона, подобравшегося почти вплотную к ее собственной тени, напряжение сковало голову, боль пульсировала в висках, плавно охватывая и глаза, сопровождавшие каждое движение противника. «Убирайсяубирайсяубирайся», – как мантру повторяла Моник под сиплое дыхание двойника, протянувшего к ней руку; девушка почувствовала горячую влагу под носом, но продолжала взывать к богиням.

Краем глаза Зоэ-Моник увидела, как, еще будучи в полете, Беньямин принял человеческий облик, спеша к ней, через мгновение осознала, что уже лежит на земле, а двойник, сотворенный из тьмы, касается шершавыми пальцами ее лица, это стало последним, что она разглядела, перед тем как веки сомкнулись, даря желанный покой.

Глава 17

Моник медленно вынырнула из сна, мгновение пытаясь понять, где находится, голова была тяжелой, неподъемной, словно отбойный молот, вдобавок немного кружилась, пришлось держаться за стену, чтобы сесть в постели и как следует осмотреться. Она оказалась в