Военный инженер Ермака. Книга 5 - Михаил Воронцов

начиналась не менее важная работа — обработка ствола. Сверление и расточка канала ствола требовали точности. Для этого я наладил производство специальных сверл и разверток. Работа шла медленно, но качество было на высоте.

К концу второй недели мы вышли на устойчивый ритм. Я лично проверял каждый ствол — измерял калибр, осматривал на предмет трещин и раковин, проверял запальное отверстие.

— Хорошая работа, братцы, — похвалил я тех, кто работал над пушками. — Но расслабляться рано.

Параллельно с производством стволов шла работа над лафетами. Здесь пригодились наши плотники. Высушенного дерева у нас было уже предостаточно, а железные оковки и детали ковали в кузницах.

И здесь большое внимание я уделял стандартизации. Все оси были одного диаметра, все колеса — одного размера. Это позволит быстро заменять поврежденные части, используя детали от других лафетов.

Ядра отливали из чугуна в специальных формах. Здесь стандартизация была особенно важна. Я ввел систему калибровочных колец — каждое ядро должно было свободно проходить через кольцо своего калибра. Те, что не проходили, отправлялись на переплавку.

Скоро литейный двор превратился в настоящую мануфактуру. Дым от печей стоял с утра до вечера, стук молотов не смолкал.

Я уже не занимался непосредственно производством — только контролировал и направлял. Мои помощники освоили все операции и работали слаженно. Работа пошла, как надо.

* * *

Густой дым от курившихся в медных чашах благовоний медленно поднимался к расшитому золотыми нитями своду шатра. Кутугай сидел на груде персидских ковров, скрестив ноги, и внимательно разглядывал стрелу, лежавшую перед ним на низком резном столике. Наконечник был русской работы — грубоватый, но добротный, с характерным утолщением у основания. В полумраке шатра, освещенного лишь масляными светильниками, седая борода регента казалась серебряной.

Тяжелый полог у входа откинулся, впуская внутрь холодный осенний воздух и Хаджи-Сарая. Он быстро опустился на ковры напротив Кутугая. Его темные глаза сразу же остановились на стреле.

— Слава Аллаху, ты жив и невредим, — произнес Хаджи-Сарай.

Кутугай кивнул, не отрывая взгляда от стрелы.

— Он был один, — медленно проговорил регент. — Выстрелил из густого ельника, когда мой отряд проезжал по узкой тропе.

— Но ты же знаешь, что русские здесь не при чем? — Хаджи-Сарай взял стрелу, покрутил ее в руках, разглядывая при свете светильника.

— Конечно, — спокойно ответил Кутугай. — У них сейчас другие заботы.

Хаджи-Сарай покачал головой, откладывая стрелу в сторону.

— Это Маметкул, — произнес он без обиняков. — Сын Кучума по-прежнему хочет власти и для этого хочет убить тебя. Он не может смириться, что власть досталась его младшему брату Канаю… то есть тебе.

Кутугай налил себе и гостю по пиале кумыса из серебряного кувшина. Движения его были размеренными, спокойными, как у человека, который давно научился не торопиться даже перед лицом смертельной опасности.

— Маметкул всегда был горяч, как молодой жеребец, — заметил он, отпивая из пиалы. — В этом его сила и его слабость. Он думает, что если устранит меня, то мурзы и беки сразу признают его право на ханство. Но не все так просто.

— Он опасен, — возразил Хаджи-Сарай. — У него есть сторонники среди молодых воинов, тех, кто жаждет мести русским и считает, что ты будешь слишком осторожен. Они шепчутся по юртам, что старый Кутугай чересчур мягок, что он боится открыто выступить против казаков.

Кутугай рассмеялся — тихо, почти беззвучно.

— Пусть шепчутся. Молодость всегда нетерпелива. Они не понимают, что война — это не только сабли и стрелы. Это терпение, хитрость, умение ждать подходящего момента.

— Что ты будешь делать? — спросил Хаджи-Сарай, внимательно глядя на друга. — Прикажешь схватить Маметкула?

— Пока ничего, — Кутугай откинулся на подушки, прикрыв глаза. — Побеждает тот, кто умнее. Хороший воин умеет ждать. Если я прикажу схватить сына Кучума без явных доказательств его вины, это расколет наш народ. Половина мурз встанет на его защиту просто из уважения к памяти покойного хана. Нет, пусть Маметкул думает, что я не подозреваю его. Пусть становится самоуверенным и неосторожным.

Хаджи-Сарай задумчиво поглаживал короткую бородку.

— А если он попытается снова?

— Я буду готов. Мои люди уже получили приказ усилить охрану. Кроме того, я назначу огромную награду для тех, кто принесет мне сведения о заговорщиках. Золото развязывает языки лучше любых пыток.

— Мудро, — согласился Хаджи-Сарай. — Но все же будь осторожен, старый друг. Ты нужен нашему народу.

Кутугай поднялся с ковров, подошел к сундуку в углу шатра и достал оттуда свернутую карту. Развернув ее на столике, он указал пальцем на излучину Иртыша.

— Сейчас мы будем отправляться на новое место, ближе к Кашлыку, всего в сотне верст от него. Здесь, у слияния Иртыша с Вагаем, есть удобное место для зимней стоянки. Леса дадут защиту и дрова, река — рыбу, а близость к нашей старой столице покажет всем, что мы не отказались от борьбы. Оттуда мы начнем возвращать себе Сибирь.

— Это вызов русским, — заметил Хаджи-Сарай. — Они не потерпят нашего присутствия так близко от Кашлыка.

— Пусть попробуют выбить нас оттуда, — усмехнулся Кутугай. — Пусть выйдут, бросят защиту своих стен. Нам это и нужно.

* * *

Глава 23

Кутугай стоял на невысоком холме, наблюдая за тем, как разбирается огромный стан. Сотни людей двигались между юртами, методично сворачивая войлочные покрытия, разбирая деревянные остовы, укладывая домашнюю утварь в кожаные сумы и деревянные сундуки. Утреннее солнце заливало степь золотистым светом, и мурза прищурился, разглядывая кипящую внизу деятельность.

Справа от него молчаливо застыли трое нукеров. Малолетний хан Канай находился в большой белой юрте, которую разбирали в последнюю очередь — Кутугай распорядился, чтобы его не тревожили раньше времени.

Внизу, у подножия холма, десятки женщин сворачивали большие войлочные кошмы, покрывавшие юрты. Они работали быстро и слаженно — каждая знала свое дело. Младшие складывали узорные ковры и укладывали в мешки медную посуду, старшие руководили разборкой жилищ. Детвора сновала между работающими, то помогая, то мешая взрослым. Кутугай заметил, как одна из женщин отвесила подзатыльник мальчишке, пытавшемуся утащить лепешку из корзины, приготовленной в дорогу.

Левее воины грузили на вьючных верблюдов тюки. Чуть поодаль молодые джигиты загоняли лошадей. Те ржали и фыркали, поднимая клубы пыли. Всего в кочевье насчитывалось несколько тысяч коней — и боевых аргамаков, и выносливых степных лошадок, и тяжеловозов для перевозки юрт. Отдельно держали ханский табун — два десятка отборных скакунов с выжженными на крупах тамгами рода Шейбанидов.

Кутугай спустился с холма и направился к месту, где разбирали юрты знатных мурз. Его собственное жилище уже погрузили на арбы. Он обошел почти весь стан, демонстрируя, что он