Гримус - Ахмед Салман Рушди

Лишь потому,

Что папа это делал,

Не значит, что и я хочу.

(Э. Э., 16 лет)

Когда Игнатий Грибб прислал письмо, в котором сообщил, что отказывает в зачислении, она поняла: это конец. Если она не смогла попасть в этот колледж, то ей уже никогда не попасть ни в какой другой, и значит, на этом все. Ученая Эльфрида, тихоня Эльфрида, пришел конец твоему учению. Но вот что еще он написал ей в своем письме: «…если мой отказ огорчит вас, то смею надеяться, что утешу вас, признавшись, сколь очаровательной я вас нахожу, и, если вы не поступите в университет, я был бы рад предложить вам место моего секретаря. Прошу серьезно об этом подумать».

Они были парой заблудших душ в мире не сбывшихся надежд. То, что они поженятся, было ясно с самого начала. Заполучив в жены красавицу, ослепляющую красотой весь потрепанный студенческий городок, он перестал был вечным посмешищем. Получив такого мужа, как он, она вполне могла считать себя умной – стоило только поверить в его мудрость. Они отлично знали недостатки друг друга и относились друг к другу бережно и уважительно, все насмешки, все злословие мира были им нипочем. Остров Каф стал для них счастливым отдохновением; здесь он нашел самоуважение, а она могла спокойно лелеять свою любовь. Игнатий, названный в честь святого темных ночей, – центр ее вселенной и любовь. Важнее всего была любовь. Быть влюбленной – вот что было важнее всего.

Пески времени

текут к новому

Истоку.

Ирина и Эльфрида, обе израненные юностью, – одна пыталась сохранить ее, навсегда погрузившись в ее невинность, другая цеплялась за мысли о грехах, и порой мысли превращались в поступки. Такие похожие, но такие разные. Так же, как плато аксона и К.

Несколько дней Взлетающий Орел жил настоящим, позволил течению событий увлечь его, унесся в потоке необузданных чувств, передал себя в их власть и выбросил из головы все мысли о Гримусе, Птицепес и Вергилии. Довольно для каждого дня своей заботы.

«Жить настоящим» – какое емкое выражение. Позже он вспомнит, что говорил ему Вергилий: «В жизни любого человека есть высший пик. Момент, в который все обретает смысл».

Для Взлетающего Орла этот миг наступил в тот день, когда он занимался с Ириной Черкасовой любовью в седьмой раз.

Они впервые делали это в постели. Черкасов снова ушел в «Дом взрастающего сына», и Ирина решила воспользоваться удобным случаем. Ее спальню освещала единственная свеча. Ирина была ненасытна и монархически властна; Взлетающий Орел был как раз в подходящем настроении, чтобы исполнять все ее требования. Их ночь была яростной, переполненной жадным насилием, они напоминали зверя о двух спинах; в пылу этой схватки Взлетающего Орла посетило видение.

В колышущемся свете свечи лицо Ирины вдруг приобрело эльфийскую бледность лица Эльфриды; ее извивающееся тело стало телом Эльфриды, стоны – стонами Эльфриды. На короткий, как вспышка молнии, миг обе женщины словно бы слились в одну, соединенные силой порыва его любовной страсти. Видение ушло, но ощущение осталось; по окончании любовного акта в омытой желтым светом комнате Взлетающий Орел откинулся на спину и поразился этому чуду.

Так оно и было: в неприкрытой похоти Ирины он искал утонченность – да, и чистоту – Эльфриды, святость, которая поднимала ее красоту выше красоты графини; в то же самое время он желал, чтобы чувственная раскрепощенность Ирины проникла в самоограничительную мораль Эльфриды. В них были единство и борьба противоположностей: невинность Эльфриды и страстность Ирины, свобода Ирины и скованность Эльфриды. Их отношение к мужьям резко отличалось, они находились на различных полюсах теплоты. Их связывал только Взлетающий Орел. Как Эльфрида любила его, но не позволяла своей любви поглотить себя, так Ирина похотливо желала его и легко отдавалась своей похоти. И в той, и в другой царила незавершенность; их завершенность достигалась через его посредство. Их лица, тела, даже души были видны ему как на ладони, слитые воедино. Заниматься любовью с Ириной означало спасать Эльфриду от ее разочарований; а целовать Эльфриду в щеку означало освобождать Ирину от похоти. Эльфрина, Ирида, Эльфрида, Ирина.

Но также было верно и другое: они вдвоем дополняли его самого. Лежа в постели Ирины, Взлетающий Орел наслаждался чутким равновесием между любовью к невинности и тягой к плотскому опыту, между самоограничением и осуществлением, – он стоял на вершине, с которой возможен был только один путь: вниз. Эльфрина Орел. Их треугольник больше не был тремя точками, он стал одной.

Но этот момент был навсегда потерян, потому что в своей эйфории он позволил себе произнести имя.

– Эльфрина, – сказал он.

Рядом с ним напряглось тело Ирины Черкасовой. Она услышала имя Эльфрида.

– Убирайся! – крикнула она.

Взлетающий Орел низвергся с высот своих мыслей и вновь оказался в комнате, освещенной сиянием одинокой свечи. Только что достигнутое совершенство осколками лежало у его ног.

– Убирайся! – повторила графиня.

Миг совершенства всегда содержит в себе зародыш собственной гибели.

Было уже за полночь, когда Взлетающий Орел пробрался обратно в дом Гриббов, но в кресле гостиной сидела бледная, изнуренная долгим ожиданием Эльфрида. Свет одинокой свечи напомнил ему о той спальне, которую он только что покинул.

– Добрый вечер, Взлетающий Орел, – сказала Эльфрида.

Безмолвно склонив в ответ голову, он опустился на стул напротив нее.

– Ирина? – спросила она, уже уверенная в ответе.

– А чего ты ожидала? – ответил он, чувствуя, что этими словами окончательно оскверняет память о своем видении.

– Игнатий спит крепче всех на свете, – горько сказала она. – Так что ты мог бы заняться со мной любовью прямо здесь и сейчас.

– Ты это не всерьез, – ответил он.

– Займись со мной любовью! – воскликнула она. – Будь ты проклят!

Но все повторилось: в его руках тело Эльфриды, желающей его безмерно, вдруг оцепенело.

– Прости, – прошептала она, – но, видно, плоть моя слаба.

– Или слишком сильна, – тихо отозвался Орел.

Граф Александр Черкасов, графиня Ирина Черкасова, Алексей Черкасов и Норберт Пейдж пили чай в салоне. Ирина часто обмахивалась веером, хотя в комнате было совсем не жарко.

– Ма-ма, – счастливо пролепетал Алексей.

– Мама с тобой, Алексей, – ответила Ирина, – мама всегда с тобой.

– Ирина, – сказал ей Черкасов, – ты очень сильная женщина.

– Да, – ответила она. – Это так. Я знаю, когда нужно отказать себе. И в чем.

Скрытый смысл сказанного не дошел до мистера Пейджа; он считал и графа, и графиню чудеснейшими людьми.

– Это великий дар, –