Гримус - Ахмед Салман Рушди

всякой вине и унижении, отринув муки истины, которые могли пробудиться в нем от слов и яростно-презрительного взгляда мадам Иокасты. Вергилий был прав: он принял решение.

Вергилий Джонс ему разонравился – такой вывод он сделал среди прочего.

Все это помогло ему счесть свой выбор оправданным.

По пути к выходу он прошел мимо двух людей. Первой была темноволосая нагая красавица Мидия – в стенах Дома носить одежду она ненавидела. При виде Взлетающего Орла девушка замерла, как загипнотизированная, и лишь проводила его взглядом. Взлетающий Орел спускался по лестнице и Мидию не заметил – мыслями он был очень далеко. Мидия поднялась на второй этаж Дома и вошла в комнату к серьезным и опечаленным Иокасте и Камале и изрядно веселящемуся Вергилию. Жиль Приап уже удалился, торопясь уединиться и отдохнуть.

– Мистер Джонс, – спросила Мидия, – это был ваш друг?

– Нет, – резко отозвалась мадам Иокаста.

– Да, – ответил Джонс, – был.

– Вы должны рассказать мне о нем все, – сказала Мидия.

Мадам Иокаста почувствовала, что ее ярость сменяется бессилием. Похоже, Взлетающий Орел готов был встать между ней и ее фавориткой. Жизнь иногда бывает страшно несправедливой.

Вторым человеком, которого Взлетающий Орел встретил по дороге к выходу из Дома, был Фланн О'Тул, только что закончивший свою очередную сессию с Бум-Бум де Сад. Встретились они у входной двери.

– Ого! – загрохотал О'Тул. – Так вот ты где. Наслышан о твоем оглушительном успехе у Черкасовых и Гриббов. Разве ты не собирался отметить с нами свое прибытие? Поздороваться, так сказать, с единомышленниками?

– Ведите меня, – ответил Взлетающий Орел.

Они вышли из Дома вместе; и только когда они пришли в «Эльбаресто», Взлетающий Орел вспомнил, что забыл передать Вергилию привет от Лив.

XLIII

– Известен ли вам хоть один гений, который не был бы так или иначе одержим? – торжественно спросил Игнатий Грибб. – Одержимость есть путь к самореализации. Причем единственный путь, мистер Орел, единственный.

– Вергилий Джонс считает одержимость отображением внутренних страхов, – ответил Взлетающий Орел. Он был достаточно пьян, чтобы не заботиться о том, что говорит, а Гриббы достаточно тактичны, чтобы делать вид, будто они не замечают его опьянения. Впрочем, Эльфрида сидела за обеденным столом в горьком молчании.

– Вергилий Джонс – конченый человек, – сказал Игнатий Грибб. – Живое свидетельство идиотизма, который он именует своей теорией. Я рад, что вы с ним расстались, мистер Орел, искренне рад. Вам осталось только выкинуть из головы его бредни.

– Вергилий Джонс считает, что сомнения предпочтительней уверенности, – пробормотал Взлетающий Орел.

Игнатий Грибб глубоко вздохнул.

– Болезнь Гамлета, – заметил он. – Я имею в виду сомнение. Оно его и сгубило. Другой пример – старинная история о Фоме Неверующем. Есть вещи, сомневаться в которых просто смешно. Вы согласны?

– Э-э… – протянул Взлетающий Орел, у которого от выпитого в голове был туман, но Игнатий Грибб уже ни на что не обращал внимания. Он увлекся.

– Необходимо только одно – четко различать границу между одержимостью и фанатизмом. Фанатик не владеет собой, это одна из форм безумия. Фанатизм ведет к тирании и гнусным преступлениям. А одержимость – наоборот. Она создает симфонии и великие полотна. Пишет романы и сдвигает горы. Это высший дар человеческой расы. Отрицать его – значит отрицать нашу природу. Какой толк от бессмертия, если мы не используем его для исследования своих самых глубоких увлечений? Какой тогда толк в острове Каф?

– Вергилий Джонс считает, что здесь все поставлено с ног на голову. Он говорит, что остров сам порождает необходимость… что в поле Эффекта выживает только одержимый разум.

– И как раз этот миф, – сказал Игнатий Грибб, – ваш основной интерес и призван разрушить.

В первый раз за все время Эльфрида решилась вставить слово.

– Взлетающий Орел, – начала она, – вы не возражаете, если я буду называть вас так, ведь мы теперь друзья?.. Мне кажется, что вы очень легко поддаетесь чужому влиянию. Этот мистер Джонс не должен так сильно терзать ваш разум. Вам надо забыть его и его безумства… вам он больше не нужен.

В голосе миссис Эльфриды отчетливо прозвучала нотка отчаяния.

– Забыть его, – повторил Взлетающий Орел и, отключившись, упал лицом в суп.

XLIV

– Эльфрида, – спросил Взлетающий Орел, – вы случайно не знаете мою сестру? Ее зовут Птицепес.

Глаза Эльфриды расширились; в конце концов она пробормотала:

– Мне… Мне знакомо это имя. Она ваша сестра?

Взлетающий Орел кивнул и заметил, что к Эльфриде возвращается стальное самообладание.

– Боюсь, у меня для вас плохие новости, – сказала она. – Ваша сестра умерла.

– Откуда вам это известно? – тихо спросил Взлетающий Орел.

– От Игнатия, – ответила Эльфрида. – Он сказал… что она пропала… что она, скорее всего, умерла. Мне очень жаль.

Она избегала встречаться с ним взглядом, высматривая что-то в шитье, которое лежало у нее на коленях.

– Приглашаю вас сегодня после полудня к себе на крокет, – сказала Ирина Черкасова.

– Я не умею играть в крокет, – ответил Взлетающий Орел.

– Тогда это будет новый опыт, – улыбнулась графиня. – Когда играешь в игру, в которой ничего не понимаешь, то узнаешь о себе много нового. Например, о пределах своих возможностей.

– Не сомневаюсь, что Взлетающий Орел отлично осведомлен о своих возможностях, – резко вставила Эльфрида.

Ирина выгнула бровь.

– Я просто пошутила, – весело ответила она.

– С удовольствием сыграю с вами, – сказал ей Взлетающий Орел.

Эльфрида промолчала.

В течение следующих дней Взлетающий Орел большую часть времени проводил с Ириной и Эльфридой. Изыскания Грибба и леность Черкасова заставляли женщин искать общества друг друга; они, очевидно, были рады компании Взлетающего Орла и в его присутствии словно молодели. Он же благодаря им обретал убежище, укрытие от мыслей и страхов, такое же, каким был «Дом взрастающего сына» для Вергилия Джонса. Рядом с Ириной и Эльфридой роль страуса становилась для него и возможной, и приятной.

Естественно, не последнее значение имел здесь и зов плоти. Взлетающий Орел знал, что как мужчина довольно привлекателен. Знал он и то, что неотразимым его назвать нельзя. И причины того, что он оказался во главе треугольника, двумя другими вершинами которого были эти женщины, вероятно, заключались в чем-то ином, чем просто в зове плоти. Одним из главных факторов был связанный со Взлетающим Орлом дух новизны. Для Эльфриды и Ирины он был Незнакомцем, тайной, новым живым существом, которое так хотелось исследовать.

Что касается Ирины, ее не оставляющее сомнений желание заполучить его объяснялось довольно легко. Она явно презирала мужа; Взлетающий Орел был для нее выходом из ловушки, способом выразить графу свое презрение, рассеять утомительную моногамию