Гримус - Ахмед Салман Рушди

его профессии), Взлетающий Орел выяснил, что шлюхи мадам Иокасты работают бесплатно, как и бывший охотник Пекенпо, теперь служащий кузнецом. Горожане выполняли свою работу, а взамен могли пользоваться любыми услугами и в изобилии получать провизию от господина Мунши, квартирмейстера. Город предоставлял услуги, фермы предоставляли еду, и всем этим люди свободно пользовались. В каком-то смысле это было воплощением утопии; оставалось непонятным, каким образом подобный механизм работал. Черкасовы оставались аристократами, Грибб оставался Гриббом. Это чувство сплоченности было свойственно К. только в плане общественного устройства; в остальном это было место, разделенное на небольшие группы, а кто-то существовал и сам по себе; общих сборных занятий или празднеств, характерных для сплоченных людских поселений, было совсем немного. И никаких преступлений. Взлетающему Орлу не давала покоя мысль, что для таких людей такое устройство общества могло работать только при наличии единой, враждебной всем могущественной силы, вселяющей во всех такой страх, при котором любые разногласия отходили на второй план перед поиском средств выживания. Что снова заставляло вспомнить объяснение Вергилия Джонса: Гримус. Стоило только Взлетающему Орлу подумать об этом, как он снова слышал в глубинах сознания тихий свистящий вой, который оставался там все время, никуда не деваясь. Лихорадка измерений полностью отсутствовала в К., что могло быть принято как сокрушительный аргумент против теории Вергилия; однако альтернативное объяснение было еще более веским. Одержимость, «однобокость ума», процесс окаменения людей, их упрощение – все это было защитой от Эффекта. «Сосредоточьтесь на форме вещей, на материальном процессе выживания, на своем „основном интересе“, – говорил Вергилий Джонс, – и измерения, внутренние и внешние, не в силах будут проникнуть в ваше сознание». Все сходилось: Грибб и остальные так упорно отказывались обсуждать истоки и начала, потому что заговорить о них значило бы впустить врага, изгнанного из сознания. Вот почему в отношении Черкасова к Гриббу уважение соседствовало с насмешкой: Грибб, оплот школы отвержения существования Гримуса, заслуживал уважительного к себе отношения; но коль скоро все в К. знали, что теории философа – не более чем удобное притворство, это уважение было только внешним; горожане, вероятно, презирали Грибба за его напыщенность. Взлетающий Орел задумался, что должна чувствовать в таком случае Эльфрида. Скорее всего, она просто обожала его за мудрость.

Эльфрида и Ирина – это были два самых весомых аргумента в пользу К. От города, в котором существуют такие грации, невозможно легко отказаться. Он мог распрощаться с К. и продолжить свои поиски, но два дня – слишком короткий срок, чтобы решиться нарушить данную себе клятву. Да, решать еще рано.

Но пока он пытался себя успокоить, лицо сестры всплыло перед его мысленным взором и отказалось исчезать. Заставить себя превратиться в страуса оказалось нелегко даже в городе, населенном ими.

Ослица по привычке остановилась перед лавочкой Мунши. По мнению Взлетающего Орла, П. С. Мунши стоило расспросить хотя бы потому, что он ставил под сомнение незыблемость философии Грибба. Но когда они сели в спартанской комнатке Мунши позади лавочки, так сказать, в его убежище, Взлетающий Орел почувствовал, как надежда потихоньку его покидает. По стенам были развешаны пожелтевшие плакаты, призывающие к борьбе с тираниями давно минувших дней. Крепко сжатый кулак солидарности был основным сюжетом. От остальных горожан Мунши отличался только сутью своей одержимости. Он был Человеком Оппозиции. Именно это давало ему силы подвергать сомнению шаткую конструкцию, на которой держалось душевное равновесие горожан. Он выступал против, сам оставаясь частью этого мира; и когда Взлетающий Орел вдруг поднял вопрос о том, как все началось – и о Гримусе, – то в ответ получил только перечисление официальных доктрин и каменный взгляд.

– Вы об этом – пф! – ответил Мунши. – Все это чушь! Я плевать хотел на это. Важно другое: привилегии Черкасова, праздная писанина Грибба, которых угнетенные массы вынуждены содержать, а еще синекура, данная женщине из-за ее психического состояния. Лив не сумасшедшая и лишена талантов. Она лишь пассажирка. Вот по-настоящему важные вещи.

– Но вы продолжаете работать в системе?

– Время еще не пришло, – отчеканил Мунши. – Ситуация созреет только тогда, когда политизация рабочих масс достигнет критической точки.

Железная непоколебимость Мунши выдавала его с головой. Он чувствовал уверенность в своих взглядах, поскольку ни один из них он не обязан был доводить до логического конца. Разочарованный Взлетающий Орел извинился и ушел.

Близился вечер, когда Взлетающий Орел снова увидел свою сестру. И в этот раз появление Птицепес нельзя было объяснить ни галлюцинацией, ни каким-либо другим обманом зрения. Это была она, его сестра, заменившая ему мать, Птицепес собственной персоной, большая, как жизнь, и безыскусная, как прерия.

В К. все шло своим чередом; мистер Камень занимался подсчетами, вершина горы пряталась в облаках, над равниной висел туман. Взлетающий Орел остановил ослицу у «Дома взрастающего сына» и спешился. Он хотел повидаться с Вергилием. Привязав ослицу к дереву в стороне от дороги Камня, он двинулся в обход Дома к крыльцу. Там, прислонившись к входной двери, стояла женщина, лицо ее было в тени.

– Вергилий Джонс здесь? – спросил он.

Женщина бросилась к Дороге.

– Давай, братик! – закричала она. – Попробуй поймать меня!

Быстроногая, как всегда, Птицепес побежала вокруг борделя, мимо привязанной к дереву ослицы. В первое мгновение застыв от неожиданности как вкопанный, Взлетающий Орел опомнился и бросился следом. Но каждый раз, когда он заворачивал за угол, она уже заворачивала за следующий, легко удерживая дистанцию. «В следующий раз, братик! Может, в следующий раз!» Он пробежал позади дома и вернулся к тому месту, где стояла и ревела его ослица. Птицепес нигде не было видно.

Ослица ревела потому, что ее содомировал Два Раза, он же Энтони Сен-Клер Перифайт Хантер. Даже терпению самой покорной ослицы бывает предел.

Сдерживая ярость и тошноту, Взлетающий Орел сказал Два Раза:

– Вы не видели ее?

– Кого? – спокойно спросил Хантер. Ослица взревела пуще прежнего.

Из окна Дома показалась женская голова.

– Убирайтесь отсюда, хулиганы! – закричала женщина.

– Ради бога, прекратите, – взмолился Взлетающий Орел, оттаскивая Хантера от привязанной к дереву ослицы.

– Хорошо, – послушно согласился Хантер. – В любом случае это довольно отвратительно.

– Тогда зачем вы…

– Я все пробую дважды, – заученно ответил Хантер, тщательно отряхивая костюм. – Прошлый раз эта скотина лягнула меня. Чуть не сломала мне ногу. Хорошо хоть больше мне этого делать не придется.

Усилием воли Взлетающий Орел заставил себя забыть об этом безумии. Птицепес опять убежала от него; но самое главное, она показалась ему снова. Откуда она появилась? Может быть, это какая-то насмешка? Впечатление было такое, словно она – или кто-то другой – не желал,