Гримус - Ахмед Салман Рушди

– Что может быть лучше такого вместилища для вина, – с улыбкой отозвался Взлетающий Орел, и между бровями Эльфриды Грибб снова появилась крошечная складка.

– Я голоден как волк, – объявил граф. – Не стоит ли нам допить вино за едой?

Настал черед Ирины хмуриться, но потом, одарив мужа ослепительной улыбкой, она сказала:

– Ну конечно, дорогой. Прошу гостей извинить меня – я ненадолго отлучусь: проверю, все ли готово. – И, повернувшись к Взлетающему Орлу, добавила: – Теперь мне приходится обходиться без прислуги. Этикет от этого слегка страдает.

Затем она вышла.

За столом разговор вел граф. Взгляд его вечно пустых глаз на этот раз был скорее отстраненным, чем отсутствующим. Говорил Черкасов исключительно с женой; остальные спокойно могли бы исчезнуть еще перед входом в гостиную. Ирина сидела напряженно, крепко сжав губы, но ни разу не перебила мужа и ни разу не попыталась вовлечь гостей в этот своеобразный ритуал – так воспринимал обед Взлетающий Орел.

– Хорошие были времена, – вещал Черкасов. – Помнится, поутру сразу после бала кавалерия шла в бой. И мы гоняли казаков по бескрайним степям. А чего стоили петербургские салоны: остроумные мужчины, прекрасные женщины, никаких ограничений в вине и связях – и не все они были поверхностными.

Граф рассмеялся: нервно, пронзительно.

– Александр, – наконец решилась подать голос Ирина; но задуманный упрек прозвучал скорее как беспокойство. Граф оставил жену без внимания.

– Связи, – с чувством повторил он. – Но обо всем этом пришлось забыть. Восстание черни ширилось, ее крики становились все громче, оружие – разрушительнее. Кем мы были – породистыми псами, чьи дни сочтены? Нас ждала ночь, и с ней пришли палачи.

Граф уже не сдерживался, говорил громко, ритмически, напористо.

– Они вешали нас, расстреливали, выпускали нам кишки; последний бокал вина, последняя папироса, последний смех – большего нам не позволяли. Но одного они запретить не могли – нашей дружбы. Она останется с нами навсегда. Стены этой комнаты хранят память о ней. Давайте же выпьем за это.

Большой круглый стол был накрыт на восьмерых. Слева от Взлетающего Орла сидела Ирина Черкасова. Стул справа пустовал. Далее располагался Игнатий Грибб – островок между парой незанятых стульев: возможно, еще один знак его положения в социальном распределении, установленном графом, – Игнатий был единственным, у кого не было соседа, чтобы перекинуться словцом. Дальше следовали сам граф и Эльфрида и, наконец, между ней и Ириной стоял последний свободный стул.

Прислушиваясь к элегии Черкасова, Взлетающий Орел пытался представить себе, кого сейчас граф видит перед собой, какими призраками заполняет свободные стулья и кто сидит вместо самого Взлетающего Орла; но вот Черкасов слегка вздрогнул, и его взгляд изменился; пусть и по-прежнему затуманенный, он больше не был отстраненным. Со смущенной улыбкой граф оглядел присутствующих, и Ирина заметно расслабилась.

– Тост, – провозгласил граф. – За этот вечер и за нашу дружбу, которую не смоют никакие приливы истории.

Все пятеро поднялись и выпили стоя.

Усаживаясь обратно, Взлетающий Орел вспомнил слова Вергилия Джонса, сказанные им о К.: Вальхалла. Вдруг он почувствовал прикосновение руки к своему бедру. Взглянув вниз, он увидел у себя на коленях клочок бумаги. Развернув его под столом, он прочитал послание графини:

НЕ ЗАДАВАЙТЕ СЕЙЧАС ВОПРОСОВ.

ЧЕРЕЗ НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ ИДИТЕ ЗА МНОЮ В САД.

И.

Ирина и Эльфрида только-только предприняли отважную попытку затеять ни к чему не обязывающую беседу, когда их надежды сгубил на корню ужасный грохот, раздавшийся за стеной гостиной. Казалось, на пол посыпалась целая армия жестянок, кастрюль и прочих полых предметов. Затем жуткий шум стих, но его сменил тонкий голос, затянувший молитву не молитву, песню не песню – под ритмичный, оглушающий аккомпанемент гонга. Голос выкрикивал:

– SVO-BO-DA! SVO-BO-DA!

– Мунши, – с некоторым смирением произнесла Ирина.

– Бедная Ирина, какой ужас, – автоматически откликнулась Эльфрида.

У Взлетающего Орла снова возникло ощущение, что он стал свидетелем некоего малопонятного ритуала, проводимого сегодня, как и много раз прежде, и ожидаемого в будущем – во все времена. Возможно, причиной такого ощущения было полное отсутствие удивления, что немедленно подтвердили слова графини:

– Мистер Мунши делит этот дом с нами, мистер Орел. Не довольствуясь постом городского квартирмейстера и сопряженной с этим постом властью насаждать свои чудаческие эгалитарные взгляды, он считает своим долгом портить нам вечера такими вот демонстрациями. Насколько я понимаю, его цель – довести до нашего сведения нашу принадлежность к классу угнетателей. Мы терпим его выходки: они безвредны, хотя и немного ennuyeux[5].

Граф Черкасов уже поднялся.

– Прошу меня простить, – сказал он. – Мне нужно отлучиться. Пожалуйста, продолжайте обед без меня.

– Обязательное второе действие не заставило себя ждать, – заметила Ирина. – Мунши подойдет к двери и произнесет свою инвективу. Иногда мне кажется, что, прежде чем начать, он совершает набег на свой винный погреб. Демагог, придающий себе отвагу с помощью того, что нарушает его принципы, – не усматриваете ли вы в этом поистине поэтическую иронию? – Она попыталась рассмеяться.

– Но что ему нужно? – спросил Взлетающий Орел.

– SVOBODA, – ответила Ирина. – При наших обстоятельствах требование совершенно курьезное.

В дверях прозвучал тонкий, но пронзительный глас Мунши.

– Свобода! – продолжал выкрикивать он. – Сама свобода в оковах!

– Добрый вечер, – произнес голос Александра Черкасова.

– Завтра грядет заря эры освобождения, – ответил ему Мунши. – Сегодня закат эры хозяев. Уже по одной этой причине сегодняшний вечер действительно добрый.

– Не желаете бокал вина? – спросил граф.

– Благодарю вас, – нормальным голосом ответил Мунши и тут же снова сорвался на крик: – Слишком много мучеников пролило слишком много крови! Угнетатели познают ужасную месть! Грядет новая эра, говорю вам! Эра разрушения!

Ирина шепнула Взлетающему Орлу:

– Эта эра грядет вот уже несколько столетий. – И она продолжила, уже обращаясь ко всем, чуть громче, чем следовало: – Вчера я прочитала чудесный рассказ. Хотите, расскажу?

– Конечно же, да! – отозвалась Эльфрида.

Ирина поджала губы и, соединив кончики пальцев двух рук между собой, замерла в позе глубокой сосредоточенности.

– Это очень серьезное произведение, – начала она. – Оно об Ангеле смерти. По сюжету Бог посылает Ангела смерти на землю собирать мертвые души; но Ангел обнаруживает, что с ним творится ужаснейшая вещь: каждая проглоченная им душа становится его частью. И Смерть меняется, преображается с каждым умершим существом. Усталость бедного Ангела растет, к тому же он начинает сомневаться в том, существует ли он вообще сам по себе, если в нем находится так много людей; и тогда он возвращается к Богу и просит освободить его от столь тяжкой обязанности. И как вы думаете, что Ангел узнает? А вот что: Бог, тоже