Троя. Пепел над морем - Дмитрий Чайка

— Значит, как будет, — пожал могучими плечами Менелай. — Пошла! Или тебе, коза блудливая, палец отрезать для вразумления? Ты мне и без пальца сгодишься. Парни! — заорал он воинам, стоявшим на улице. — Из этого дома все добро к моему шатру тащите! Мое это! Если рабов найдете, гоните тоже!

— Да-ар-да-ан-цы-ы! Да-ар-да-ан-цы-ы! — раздался истошный вопль с улицы. — Лагерь взяли! Стражу побили! Добычу нашу на корабли грузят!

— Проклятье! Если корабли сожгут, нам конец! — Менелай повернулся и пошел в сторону ворот, таща Хеленэ за собой и совершенно не замечая ее сопротивления. Да и что может сделать слабая женщина такому воину?

— Собирайтесь! Бежим! Все в храм Тархунта! Бог укроет нас! — старый царь метался по дворцу, приводя всех своих жен и дочерей в состояние панического ужаса.

Тут и так уже понимали, к чему все идет, но вид суетливого, всклокоченного царя, который почти что потерял человеческий облик, лишило обитательниц гарема всякой надежды. Тот, кто был их защитником много лет, рвал клоками свою бороду и волосы, царапал лицо, да и вообще, выглядел, словно безумный.

— Быстрее! Быстрее! — с лихорадочным блеском в глазах бормотал Париама, толкая женщин в сторону храма, стоявшего неподалеку. — Мы небывалые жертвы пообещаем. Он защитит нас…

Толпа воющих от страха баб и детей потекла на улицу и заполнила собой небольшой храм. Там даже дышать стало нечем от немыслимой тесноты. Десятки людей прижались друг к другу и робко взирали на равнодушную статую божества. Если бы оно слышало их сейчас, то могло бы неплохо поправить свои дела. На него лились обещания неслыханных приношений: от быков и золота до первенцев, чья кровь окропит жертвенник.

— Он не слышит нас, отец, — с горечью сказала Кассандра, которая вошла в храм одной из последних.

— Он услышит, услышит… — с безумной надеждой шептал Париама, сжимая меч с золотой рукоятью.

Много, очень много лет он не брал его в руки, доверяя войну сыновьям. А сегодня они мертвы. Что же, тогда он сам защитит своих жен и детей. Эта мысль привела его в чувство, дав настоящую цель. Даже пелена безумия сошла с его глаз, и он снова стал тем, кем был всегда: хитрым и жестким правителем, не боявшимся крови. Вопли и удары приближались к храму, а Париама встал напротив входа, закрыв его собой. Вся дворцовая стража умирала сейчас на улице, позволив ему прожить несколько лишних минут.

— Уйди с дороги, старик! — в храм вошел крепкий юноша лет шестнадцати, в бронзовой кирасе и золоченом шлеме. Его длинный меч, стоивший стада быков, марал кровью каменные плиты пола. Капли стекали с его бронзовых боков, собираясь в небольшую лужицу около сандалий.

— Чего ты встал, парень? — в храм ворвался невысокий, почти квадратный воин с лицом, искаженным свирепой яростью.

— Да тут дед какой-то… — нерешительно ответил юноша. — Позор убивать такого.

Париама, услышав эти оскорбительные слова, взвыл от неслыханного унижения и бросился на паренька, подняв меч над головой. Тот небрежно, даже с легкой брезгливостью, отбил удар и взмахнул драгоценным клинком, перерубив горло старого царя. Тот схватился за шею, из которой толчками била кровь, посмотрел неверяще, а потом упал на бок. Воплей своих жен Париама уже не услышал.

— Ух ты, какая пышная! Ну-ка, иди сюда! — второй воин дернул на себя Кассандру, которая попыталась спрятаться за жертвенником, и нетерпеливым движением разорвал на ней платье. Он жадно схватил ее за грудь, да так сильно, что на нежной коже тут же проступили пятна, которые скоро нальются синевой.

— Успеешь еще, Аякс, — поморщился парень.

— Да я быстро, — плотоядно ухмыльнулся тот и небрежным ударом ладони повалил царевну на пол. — Посторожи, чтобы в спину никто ножом не ткнул.

Кассандра истошно завизжала, но воин уже возился на ней, задрав цветной ворох льняных юбок и подбираясь к своей цели.

— Да сколько же на ней тряпок! — в сердцах крикнул он, — Не найти ничего! Да раздвинь ты ноги, сука, а не то зубы выбью!

— Да-ар-да-ан-цы-ы! — раздался крик на улице. — Да-ар-да-ан-цы-ы! Лагерь взяли! Стражу побили! Добычу нашу на корабли грузят!

— Да брось ты ее! — рявкнул юноша. — Бежать надо. Потом повеселимся. Что тебя так разобрало?

— Я тебя запомнил, красивая, — Аякс с сожалением встал и потрепал рыдающую Кассандру по щеке. — Мы с тобой еще не закончили. Когда добычу поделим, моя будешь. — Он повернулся к товарищу и произнес. — Пошли, брат! Надо ванаксу сказать, кого мы тут нашли. Кстати, ты самого Приама убил. Гордись теперь.

— Да нечем тут гордиться, — скривился юноша, но роскошное золотое ожерелье с шеи убитого снял. Это ведь добыча, взятая с побежденного врага, и он в своем праве. Старик на него с мечом пошел.

* * *

— Все идет по плану! — напевал я на незнакомом здесь языке. — Все идет по плану!

Когда проломили ворота, я выдвинул свое воинство в сторону Трои и послал в разведку пару человек, ахейцев по крови. Они даже в город зашли с оружием, не узнанные никем. Что может быть более обычным, чем воин с копьем и щитом в осажденном городе. И когда войско Агамемнона подошло к богатым кварталам, храмам и дворцу, я напал на лагерь, истребив его защиту в мгновение ока. Раненые воины и полсотни охраны — не препятствие для моего войска. Ворота вынесли за пару минут, а потом начался упоительный, ничем не сдерживаемый грабеж награбленного. И осознание последнего факта погасило во мне все возможные угрызения совести. Теперь это все я имею право забрать себе и разделить между воинами. Вот только вон тех парней побью, которые возмущенной лавиной катятся сюда с горы, на которой стоит Троя, и сразу заберу.

Ахейцы строились в жидкую линию, и я только сейчас понял, во что обошлась им эта война. Да они за несколько месяцев почти половину потеряли. Передо мной стоит не больше трех тысяч человек, десяток колесниц и множество раненых, которые, качаясь, опираются на свои копья. Из ворот Трои потянулись остатки войска Париамы, которые и вовсе выглядели совершенно удручающе. Их едва ли сотни три, и они выстроились у разбитых тараном ворот, не смея спуститься вниз.

— Пеллагон! — повернулся я