Слуга Государев 2. Наставник - Денис Старый

— Что… А кто из его родичей в живых остался?

— Так сын его, Петр Иванович в Курске воеводой, — сказал Никанор.

Срочно нужно входить в курс дела, изучать всех бояр и воевод. Вот и не знал, что сын Хованского воеводой служит. И ведь по-любому его задвинут.

— Обещай, что я договорюсь, дабы сына его не трогали, — сказал я, подумал и добавил: — и что сыновья его у меня в пыточной. Будет говорить, пытать не стану.

— Лжу молвить? И слово свое порушишь? Не добре сие, — нравоучал Никанор.

Я промолчал. Слово свое держать важно, согласен. Но прошлая жизнь научила несколько обходить это правило. Порой для службы нужно соврать. Нельзя такой инструмент не использовать при достижении цели. Ну не будет же Хованский говорить, тем более то, что нужно мне, если только не получит мотивацию к этому.

Ещё вчера, когда мне сообщили, что среди многих раненых в Китай-городе нашли и Хованского… Я, на самом деле, не поверил своей удаче. Но тот же Никанор меня убеждал, что спору тут нет и это сам Андрей Иванович Хованский по прозвище Тараруй.

Казалось бы, нужно срочно его вести в Кремль, сажать в холодную, а после — до того обязательно подлечить, а там начинать пытать. Но я прекрасно осознавал, что мне будет крайне сложно сохранить Хованского как одного из главных источников информации о подготовке и проведении бунта.

Софье Алексеевне Хованский живым никак не нужен. То, что он может сказать под пытками и без оных, закапывает царевну и её приближённых буквально в землю. Не нужен он и патриарху. Уже понятно, что Иоаким, как минимум, знал о подготовке к бунту. Так что соучастник, получается.

И для меня живой Хованский, который сейчас находится под охраной и лечением в усадьбе Третьего стрелецкого приказа, настолько важен, что я готов идти и на обман. По крайней мере, если он и будет дальше жизнь, явлю его обществу. Но не раньше, чем пройдут опросы. А еще… Живым он мне никак не нужен. Вдруг еще и показания изменять станет. Так что яд…

Все сыновья Хованского, за исключением Петра Ивановича, который сейчас должен находиться в Курске, убиты. Его жена погибла. Но Ивану Андреевичу будем мы говорить, что сыновья живы, но взяты под стражу. А вот о том, что жену убили, придётся сказать.

Ложь всегда воспринимается правдой, когда в ней присутствует хоть что-то правдивое. Я почти уверен, что Хованский, чтобы обелить себя, будет петь песни соловьём. Пойдёт, так сказать, на сделку со следствием.

— Понял тебя, Никанор. Что с усадьбой нашего полка? — спросил я.

Дядька только покачал головой. Жаль, что восстановлению там ничего не подлежит. Мы, конечно, самое ценное и дорогое вывезли. Но, к примеру, сено и овёс для коней остались. Мука и зерно — частично тоже.

Так что пока Первый стрелецкий приказ будет располагаться в усадьбе Третьего стрелецкого приказа, почти вчистую разгромленного в ходе бунта.

Надеюсь, что недолго вообще быть Первому стрелецкому приказу существовать. Нет, он будет, если получится мои задумки реализовать. Но большинства стрельцов менять придется. Нужно создавать новые подразделения. Русская армия должна быть уже в ближайшее время сильной. Как там еще сложится Великая Турецкая война. В иной истории по краешку же прошли. В самый последний момент польский король Ян Сабеский спас Вену. Турки почти взяли ее.

— Подле матушки моей будь. Но смотри же, дай ей погоревать сколько-нито месяцев, а уже после… — я не договорил.

Ведь хотел всё напрямую и решительно сказать, а вот не получается. Всё-таки я — не такой уж и я. Немалые изменения произошли в моём сознании. И с этим нужно будет поработать и разобраться.

— Ты за то, Егор Иванович, не беспокойся! Как на духу скажу… — начал было решительно говорить Никанор, но всё равно сделал паузу. — Тут ты пойми. Всю жизнь я матушку твою любил. И друга своего, отца твоего, почитал за брата. И впредь так будет. Обиды ей не будет, поддержка рода вашего — то нынче головное для меня.

— Спаси Христос, Никанор. И чтобы все было по чести, как голова рода, я не супротив, кабы ты матушкой моей был. Но токмо опосля траура, — сказал я.

Вон оно что! Оказывается, тут есть какая-то личная трагедия. Всю жизнь он любил мать. Я слышал, что была семья у Никанора. Сгорели они в одном из многочисленных московских пожаров. Но женился он поздно. Что ж, для меня и то хорошо, если б дал бы Никанор моей матери отходить траур хотя бы полгода, да и сошлись бы.

Тем более, что дядька мой, как и немалое число стрельцов, не только службой живёт. Есть у Никанора лавка торговая. А ещё, если можно так выразиться, под ним ходит одна немаленькая строительная артель. Так что дядька — бизнесмен ещё тот! Может в некотором смысле усилить наш род.

— А нынче давай поговорим о службе, — сказал я, завершая такое вот краткое, неловкое сватовство.

Я поручал Никанору связаться с боярами, прежде всего — с Матвеевым и Ромодановским. Понимаю, что мне не по чину собирать Боярскую думу. Но коли меня уже назначили главным следователем, то нужно согласовать порядок следствия. Сделать это без опоры на бояр я не могу.

Никанору нужно было не говорить с боярами, которые вряд ли слушали его. А только лишь передать бумаги с описанием полномочий Следственной комиссии, ну и моими личными. Своего рода — это ультиматум, чтобы я был головою. Хотят подставлять меня — пусть подписывают. Но ничего необычного и сверхъестественного я не просил.

Вернувшись в свою комнату, я узрел картину, где моя матушка инструктировала Анну. Стояла та, словно прилежная ученица перед преподавательницей. Нахмурив брови, Анна внимала всем указаниям, которые давала моя матушка.

— Завсегда у Егора Ивановича повинно быть чистым исподнее… — менторским тоном вещала моя мама.

Я не стал встревать в разговор двух женщин о свежести моих трусов. Тут уж не поспоришь, что они должны быть чистыми. Поспорить можно было бы только в том, чтобы в иные моменты трусов вовсе не было.

Кстати, в определённом дискомфорте здешнему белью не откажешь. При первой же возможности закажу пошить с десяток семейных трусов. Ну, право слово, неудобно. А то даже в бою несколько мешало. То и дело вспоминал поговорку про танцора, которому что-то доставляет неудобство.

Через час, накормленный, одетый в