Фарфор Ее Величества - Максим Андреевич Далин

маршалом и Рэдериком в зале для аудиенций. Не стоило рисковать живыми. Встретили нашего важного гостя мы с Индаром: нас уже связывало что-то вроде боевого опыта и, кажется, мы оба чувствовали, что можем положиться друг на друга.

Нагберт остановился, рассматривая нас в упор. Задрал голову, но при этом вид делал такой, будто смотрит сверху вниз. Своеобразное у него было клеймо. Настоящим карликом, то есть маленьким человечком я бы его не назвал. Голова у него была большая и торс — крупного мужика, а ножки и ручки — словно от другого человеческого комплекта. И он стоял на освещённых солнцем каменных плитах, а мне казалось, будто его прикрывает тень.

— Здравствуйте, мессир Нагберт, — сказал я. — Мы рады вас видеть. Пройдёмте в Резиденцию Владык, жарко.

— А ты, значит, чувствуешь, что жарко? — Нагберт снова оскалился, а я так и не понял, означает ли эта довольно жуткая гримаса хотя бы ухмылку. — Очень интересно. Не просто, значит, красивые куклы… А ты, бабский угодник, продался прибережным, значит?

— Я⁈ — поразился Индар. — Я продался⁈ Да как у тебя язык-то повернулся и не отвалился, тыловая ты крыса!

Бушующая в нём энергия требовала какого-то выхода через плоть, лицо стало неподвижной маской — и теперь Индар жестикулировал. В общем и целом впрямь стал похож на карточного шута, изображённого в виде эльфа.

— Конечно, продался, — спокойно сказал Нагберт. — Чем купить духа… не золотом же! В могилу, как говорится, не унесёшь… а вот таким искусственным телом — запросто. Красавчик, красавчик… хозяйка будет просто в восторге.

— Да ты! — у Индара просто слов не было, он воздел руки и закатил глаза, он откалывал такие драматические позы, что любой провинциальный актёр душу бы продал за эту красоту. — Меня убили на фронте! Ты хоть представляешь, каково это, мессир затворник⁈ Ты ведь только и умеешь, что в замке, обвешанном щитами, за стенами толщиной в руку задницу греть! И собираешься перетащить свою драгоценную задницу в Резиденцию Владык, чтобы и Резиденцию превратить в сейф для себя, ненаглядного! Будто я не понимаю!

Я думал, Нагберт проигнорирует этот эмоциональный взрыв или рассмеётся Индару в лицо, — это было впрямь забавно — но наш почётный гость внезапно побагровел и стиснул зубы.

— Я задницу грел?

Стрела попала в точно в цель и сразу улучшила Индару настроение.

— Ты, — ласково сказал Индар. — Ты, маленький. Пока мы сражались и рисковали собой, ты её грел под винишко заозерское.

Нагберт чудовищным усилием воли загнал бешенство внутрь, выпрямился, насколько смог, и процедил:

— Пойдёмте в Резиденцию, мессиры. Эта беседа — не для широкой публики.

Обошёл нас и чуть не маршевым шагом, вздёрнув подбородок, направился к воротам.

Мы переглянулись — и я увидел острые весёлые огоньки в синих очах Индара. Он украдкой показал мне вульгарный жест, который в порту означал бы «сделали его».

Я не был так уверен, что «сделали». Но ветерок переменился — и, по моим ощущениям, появились кое-какие шансы.

По дороге до зала аудиенций Нагберт хмуро молчал. Так и шествовал с задранным подбородком, чеканя шаги, с самым надменным и брезгливым видом. Чуть притормозил только при виде обгорелого скелета и клумбы, с которой мы с Индаром утром соскребали смолу. Несомненно, опознал. И, по-моему, это его ещё больше раздосадовало.

Думаю, в зал Нагберт уже входил в скверном расположении духа.

А в зале Норфин нервно прохаживался из угла в угол и Рэдерик с Барном, устроившись в кресле короля, играли в рыбки-крабики на пальцах. Идиллическая такая, прямо-таки домашняя картина. Не по протоколу.

— О! — Нагберт остановился в дверях, озирая это всё, как полководец. — Ишь ты, какое общество… блистательное, по-другому и не скажешь…

— Здравствуйте, Нагберт, — сказал Норфин. — Это, как ни поверни, очень хорошо, что вы сюда прибыли. Я, можно сказать, рад вас видеть.

Нагберт удивился. Он словно ждал чего-то здорово другого… может, засады. Или прямой и незатейливой попытки его арестовать. Мне кажется, от Норфина он не ожидал даже простой вежливости.

А маршал его добил.

— Мы, знаете, рады, что прибыл специалист. Вы ж в Малом Совете были, а из Малого Совета сейчас в Резиденции нет вообще никого. Кого убили, кто сбежал… сидим вот, думаем, кем заменить королевских советников, — сказал он искренне и печально.

Нагберт был настолько потрясён, что сделал несколько шагов навстречу. Его мохнатые брови приподнялись — я подумал, что сейчас он склонит голову набок, как пёс.

— Я вас не понимаю, Норфин, — сказал он. — Вы, что же, звали меня править страной⁈

— Я вас звал делать вашу работу, Нагберт, — сказал Норфин. — Вы ж были в Совете, по международным отношениям консультантом и по финансам…

Нагберт приоткрыл рот.

— Вы хотите отдать мне финансы, Норфин? Да что вы говорите…

— Я не умею это делать! — с искренностью отчаяния воскликнул Норфин. — Не умею! А вы умеете! Я боюсь, что мне будет нечем людей кормить, вот что… а про вас все говорили, что вы делаете золото из воздуха…

— О бездна и триста тридцать три ключа… — выдохнул Нагберт, качая головой. — И вы не думаете, что я ограблю вас до нитки? Вот так-таки и отдаёте эти самые ключи?

— Пойми меня правильно, Нагберт, — хмуро сказал маршал. — Люди должны заниматься своим делом. Моё дело — армия. Твоё дело — деньги. Я, трижды передери меня демон…

— Э! — остановил Нагберт. — Полегче, Норфин. Так не надо.

— Я хотел сказать, что меня всё равно ограбят, — закончил Норфин сконфуженно. — И я даже не замечу. Да что! Сегодня разговаривал с этим… с Лиардом из банка «Ясень», так он такого наплёл… и про займы, и про всякое… Хаут с ним поцапался, Лиард говорит, что большинство договоров двор Перелесья заключал через тебя…

— А для себя-то ты что хочешь, маршал? — спросил Нагберт таким тоном, будто обращался к слабоумному или ребёнку. — Счастья для страны родной?

— Почти так! — рявкнул Норфин.

— У-у… — Нагберт задумался.

С некоторым даже трудом отодвинул тяжёлое кресло — я ему слегка помог — и уселся так, чтобы видеть и Норфина, и Рэдерика. Вздохнул:

— Выпить бы капельку… Ладно. Кое-что я понял. Здесь положение лучше, чем я думал, маршал. Лучше. Уже хорошо… Мессир Рэдерик, здравствуйте, солнышко. Помните дядюшку Нагберта? Сильно его не любите, а?

Рэдерик прижался к Барну плечом, чуть улыбнулся:

— Конечно, я помню, мессир Нагберт. Не то, чтобы сильно… но вы ведь знаете, мессир: я никого особенно не люблю.

— Кроме этого благого, который с вами нянчится, — кивнул Нагберт. — Ничего-ничего, не сердитесь. Я — любя, по-стариковски… Интересный солдатик. Прибережец… надо же… Это твой? —