Фарфор Ее Величества - Максим Андреевич Далин

— Да, — сказал я.

— У-у… — Нагберт снова покачал головой. Оценивающе взглянул и на Индара.

Индар слушал, опустив ресницы, пытаясь изобразить скептический прищур. Молчал.

— Как тут у вас интересно… — раздумчиво проговорил Нагберт. — Беленькие… А я-то думаю: что это трубач пришёл в ожогах, бедняжка… Вот, значит, почему вы тут до сих пор живы. Кровь благого… И ты тоже белый, офицер. Чудные дела творятся… Но многое стало понятно, многое.

— Мы с тобой круты, Клай, — сказал Индар. — Надо же: трубач пришёл в ожогах.

— Драть вас некому, — сказал Нагберт. — Наглые сопляки… ладно, это было эффектно. Но имей в виду, белый: на этом твоём солдатике только что мишень не нарисована. И что вы будете делать без него? Ты ж не сможешь работать с кем попало.

— Да я сам им крови дам, сколько нужно, — сказал Норфин. — Уж не говоря о том, что все свои у меня под охраной.

— Крови он даст, дерьма тоже, — буркнул Нагберт. — Простец.

— Барн был почти простец, — сказал я. — У него после боя чутьё обострилось, не Дар даже, я думаю. Просто было очень больно… от ужаса и горя. И что будет с Норфином, если его обстоятельства и ад вынудят принести жертву — не берусь загадывать. Некоторые силы вам тяжело себе представить, мессир Нагберт. Потому что вы с ними не знакомы.

— О! — Нагберт взглянул на меня своим странным взглядом, снизу, как сверху. — А ты знаком.

— А я знаком, — сказал я.

— И я, — сказал Индар.

— Воображаешь, что переметнулся на сторону сильных, бабья цацка? — фыркнул Нагберт.

А Индар, вместо того, чтобы снова устроить представление с роскошной жестикуляцией и изобретательной руганью, только чуть пожал плечами.

— Нет смысла объяснять, Нагберт, — сказал он. — Не поймёшь. Неочевидно.

— Не проиграй, — сказал Нагберт.

— Проиграю или нет — моя игра, — сказал Индар. — Тебе-то какая корысть? Считаешь, что с белыми рискованно? Всем бывает страшно, я понимаю… Беги домой, маленький, винишко само себя не выпьет.

Таки Индар умел выбивать Нагберта из равновесия — и из чувства собственного величия заодно.

— Что ты обо мне знаешь! — рыкнул Нагберт, снова наливаясь краской.

— Что тебе предлагают финансы Перелесья, а ты снова трусишь, — сказал Индар с явственной весёлой улыбкой в голосе.

— Я трушу? — снова понесло Нагберта. В ярости он вскочил с кресла. — Да знал бы ты, чем я занимался, пока вы тут гробили себя и политику! Это же, — он махнул коротенькими ручками, обводя окружающее пространство, — это всё, эта Резиденция, эта несчастная страна — это же кадавр уже! Мертвец, которого дёргают за остатки нервов, понимаешь ты? Тем Даром, который… а, да что! Я был в Святой Земле, дуралей! Был там! Два дня как оттуда!

Это была новость. Не только для меня и для Норфина, но и для Индара новость.

— Каким образом? — хмыкнул Индар. — Не укладываешься во время.

— А вот не твоё дело, каким образом! — прорычал Нагберт. — Ты о моих возможностях и представления не имеешь, кривляка! Как и о международной политике, как и о Святой Земле, я бы сказал! И о тех, кто тут в вашей богадельне на Святую Землю работает! И вот он, — и ткнул в Норфина коротеньким толстым пальцем, — он жив и с мордой на черепе только чудом! Я прямо удивился. Твоя работа, белый?

— Моя, — сказал я. — Я отлично снимаю порчу. А сама порча — твоя работа?

— Я не пачкаюсь такими вещами! — Нагберт дёрнул себя за ворот, отодвигая галстук. Душило его. — Порча — это вон… всякие паршивцы и подонки вроде твоего Индара! И простецы, которым только пообещай хоть денег, хоть святоземельский паспорт — они из собственной кожи вылезут, не говоря уж о том, чтоб с другого её содрать! Святая Земля платит! Святой Земле не нужен ваш маршал! Идиот упрямый, простец тупой, как с ним разговаривать, он же не понимает! И островитяне зря лезут со своим принцем, норовят его под две короны подсунуть… я им письмишко написал, пусть, мол, приезжает, договоримся, — и злобно, с привизгом, расхохотался. — Вот будет потеха, если впрямь припрётся! Но не дурак, побоится…

— Хех, забавно! — удивился Индар. — И ты всерьёз собрался его кокнуть?

— Очень, конечно, жаль Тэшлина, — сказал Нагберт, скалясь, — но, на худой конец, болотную лихорадку какому-нибудь спесивому идиоту любой мой лаборант организует. Да хоть бы и ты, если ты теперь у меня под рукой. Ты же можешь?

— Зараза — не мой профиль, — сказал Индар. — Я — лучше удар. Или сердечный приступ.

— Ну так и удар, — Нагберт скрипуче захихикал. — Такой молодой, хнык-хнык! Напыщенные идиоты! Святая Земля против. Святая Земля хочет Гэлиса из дома Дубравы, там всё уже определили. Слюнявого придурка, припадочного, с паршивой наследственностью. Его сейчас дипломаты святоземельские облизывают, как леденчик. Бездна, это они не знают про мальчишку! Думают, помер ещё в детстве. Хоурт не зря берёгся. Мальчишка ценный, бесценный, узнают — из кожи вылезут, чтоб шлёпнуть. Королевское чудо.

— Да ты что… — еле выговорил Индар.

Нагберт шмыгнул носом.

— Что я⁈ Я же задницу грею! Я струсил! Это же не я добываю данные из самых первых рук, принципиальные, необходимые для выживания, бездна адова! Там у них — пророчество, проклятие, такие силы… они догадываются, но не знают точно. И в любом случае они хотят Гэлиса, они его готовят, они в него вкладываются. И если им удастся — всё, хана, кранты, кранты Перелесью. Они больше на нас не ставят, теперь они решили нас сожрать.

— А что же ты? — спросил Норфин.

Он спал с лица. Просто посерел. Крутил пуговицу, чтобы не тряслись руки.

— Что я⁈ — зыркнул Нагберт. — Мне предлагали курировать Гэлиса в новой группе Хаэлы. Эти ваши финансы… миллионы, бездна, миллионы — и кое-что сверху.

— Неужели ты отказался? — спросил Индар с откровенным глумливым смешком.

А Нагберт словно разом устал и обмяк. Он снова сел, вскарабкался на кресло, как Рэдерик: он был даже ниже ростом, чем принц-бастард.

— Я обещал подумать, — сказал он серьёзно и мрачно. — Иначе не ушёл бы оттуда. Мы сейчас у святоземельцев не в чести, знаешь ли. Они даже и не скрывают, что пускают Перелесье в расход… разве что предложили кое-кому из наших поучаствовать в дележе трупа.

— И Хаэле? — тихо спросил Индар. — Неужели она впрямь жива? Похоже на лютый бред…

Нагберт вздохнул.

— Не вполне, — сказал он. — Ей, видно, не простили потерю демона… да ещё ведь и прибережцам она его оставила, на опыты… Она теперь одержимая, совсем одержимая, и как её душа уживается с демоном в одном теле,