Наследник Воли - Александр Горин

Вторая защита — петля из воли Гордея. Она сканировала саму структуру сознания главы рода. Чужой, жесткий, надменный узор. Его воля — как отпечаток сапога на глине, моя тут совсем не подойдет. Бороться нельзя, нужно обмануть. Решение одно — тонкая мимикрия.

Здесь мое оперативное прошлое было козырем. Десятки внедрений, сотни часов, прожитых в чужой шкуре. Я не просто копировал — я растворялся в роли, становясь ею на время. Теперь мне нужно было стать Гордеем Багрецовым на три секунды.

Работаем. Я свернул свое ментальное присутствие в точку, сделав его неотличимым от фонового шума, а на поверхность сознания вывел копию паттерна Гордея — холодную уверенность, чувство собственности.

Энерго-информационная защита двери, наткнувшись на запрограммированный сигнал, отступила. С тихим, едва слышным щелчком, похожим на звук сдвигающихся шестеренок в точном механизме, узор на двери дрогнул. Дверь осталась закрытой, но уже была не заперта.

Я выдохнул. Второй замок пройден. Осталось самое сложное.

Да, сигнальная нить была самая хитрой. Она не мешала входу — она должна была мгновенно сообщить о нем. Перерезать канал нельзя, это само по себе будет тревогой. Но можно его зациклить.

Подобные системы в моем мире были основой безопасности периметра. Их слабость — логика. Им нужно было подтверждение, что все проникновения нет.

Я направил в нить закольцованный пакет данных — быструю, самоподтверждающуюся петлю из сигналов «Все в порядке. Целостность не нарушена. Все в порядке».

Я с силой нажал на массивную дубовую дверь. С глухим скрипом она подалась, открывая темный проход. Путь открыт.

Я обернулся к Ладе.

Она стояла, плотно прижавшись спиной к стене и ее лицо было бледным, как мел. Глаза ее были широко открыты, но взгляд был обращен внутрь, в какую-то внутреннюю борьбу. Мышцы на ее шее напряглись, будто она сдерживала рвотный позыв. Она коротко, судорожно вдохнула, закусив нижнюю губу и резко провела ладонью по лицу, словно стирая невидимую паутину. На мгновение ее тело содрогнулось, как в лихорадке.

Внезапное осложнение. Внутренний конфликт. В ней что-то просыпается или ее что-то душит. Помочь.

Я сделал к ней быстрый шаг. Мой голос прозвучал тихо и резко, чтобы пробиться через ее состояние:

— Лада. Смотри на меня. Дыши. Что с тобой?

Ее взгляд метнулся ко мне, в нем мелькнуло узнавание, смешанное с ужасом.

— Я… не могу… — хриплым шепотом произнесла она. — Здесь… он давит. Всю жизнь…

Она сказало “он”. Кто он? Человек? Запрет, вшитый в подсознание? Программирование рода?

— Можешь сопротивляться? — спросил я, быстро замеряя ее пульс. Сдержанная дрожь, бешеное сердцебиение, но сознание сохраняет. Не полный отказ системы, а критическое напряжение. — Или вернешься назад?

Она качнула головой, и движение было мучительным, как будто ее шею сжимала невидимая рука.

— Идем… — она сглотнула, выжимая слова. — Веди… меня. За руку. Не дай… ему… меня забрать…

Она говорит не о физической опасности, это крик души. «Не дай ему меня забрать» — значит, она чувствует, как ее «я» растворяется под давлением родового долга или чего-то еще.

Борется, сильная. Должна справиться, я помогу. Я крепко сжал ее холодную дрожащую руку.

— Держись. У нас мало времени.

Она подняла на меня глаза, и в их глубине, сквозь панику и боль, вспыхнула искра чего-то чистого и незащищенного.

— Ярослав… — ее шепот был едва слышен. — Чтобы ни случилось дальше… Помни, что ты стал очень дорог мне…

Слова прозвучали как обреченность, как прощание. Не время для сантиментов, но отмахнуться нельзя. Это ее последний якорь в самой себе.

Я встретил ее взгляд, вкладывая в свой голос всю стальную уверенность, на какую был способен.

— Ничего не случится. Мы справимся. Со всем. Доверься мне.

Она кивнула, и в этом кивке была решимость идти до конца. Вместе мы переступили порог.

Темный проход сменился круглым залом с высоким куполообразным потолком. Вдоль стен шли дубовые стеллажи с толстыми книгами в переплетах из темной кожи и ряды матовых черных пластин, похожих на те, что были у Нестеровых.

В центре зала на постаменте возвышалось причудливое древо из черного кварца. На отдельных полках, под стеклянными колпаками, покоились небольшие хрустальные склянки с темно-багровым содержимым. Похоже, что это запечатанные образцы крови предков. Генетический архив.

— Лада, — сказал я, подходя к первому стеллажу. — Мне нужны книги про чистоту крови и все про Кровный Союз. Помоги найти.

Она подошла к центральному стеллажу и, сжав зубы, указала на три толстых тома в темно-синих переплетах с вытисненной каплей крови.

— «Канон». Основа… — она прошептала, ее голос срывался. — Там… принципы чтения генетической памяти… и наложения… программ.

Наложение программ. Именно то, что ищу.

Я вытащил три чистые пластины из внутреннего кармана. Времени на чтение не было — только на быстрое копирование. Я приложил первую пластину к открытой странице «Канона», закрыл глаза и активировал импульс активной психометрии, настроенной на считывание и фиксацию.

Не вникая в смысл, я впечатывал в кристаллическую решетку сам энергоинформационный отпечаток страницы — схемы меридианов, формулы смешения крови, диаграммы подчинения воли. Пластина слегка потеплела, ее матовая поверхность покрылась едва заметным перламутровым налетом. Первая страница, вторая, третья.

Лада стояла рядом, оперевшись на стеллаж. Ее дыхание было прерывистым.

— Держись, — бросил я ей, не отрываясь от книги, и послал короткий, стабилизирующий импульс «Шепота». Она вздрогнула и кивнула, вцепившись пальцами за край полки.

Я перешел ко второму тому — «Практикум наложения узлов». Здесь были конкретные техники вшивания ментальных команд, триггеры, точки входа. Бесценно. Вторая пластина начала заряжаться.

— Ярослав… — прошептала Лада. — Давление… нарастает. Как будто… тысячи глаз смотрят.

— Игнорируй, — отрезал я, отрываясь от книги. — Это просто фон. Ты сильнее.

Она на грани, нужна шоковая терапия. Я подошел к ней и положил ладонь ей на лоб — физический контакт для прямого канала — и выпустил в нее сфокусированный импульс чистой воли. Отдал ей довольно много, процентов десять от моих текущих резервов.

Это был заряд безусловной уверенности, несгибаемости, хладнокровия, мощи. Импульс, отточенный в ЦПБ для стабилизации агентов на грани срыва. Суть посыла была проста: «Ты — скала. Давление — ветер. Ты стоишь. Я рядом. Мы выполняем задачу.»

Тело Лады вздрогнуло, как от удара током. Глаза на миг закатились, а затем широко распахнулись, она сделала глубокий, дрожащий вдох и выпрямилась. На лице было написано предельное напряжение, но теперь это было напряжение бойца, а не жертвы.

Хорошо. Приняла заряд. Держится. Но это временно, заряд будет расходоваться под давлением. Ускоряюсь.

Третий том, «Генеалогические ключи и доступ». Принципы работы с образцами крови