Наследник Воли - Александр Горин

class="p1">Критические повреждения ментального контура. Щит уничтожен. Последний слой защиты “Абсолют” рушится. Все показатели в красной зоне. Если я не остановлю проводник, мне конец.

Выбора нет. Оперативная необходимость. Чувства — в сторону.

— Прости, — прошептал я.

Глава 26

Я собрал волю и сформировал в сознании сгусток чистой разрушительной силы. «Молот». Цель — та самая Уза, через которую в нее льется ярость предков. Удар должен быть хирургическим: не убить, а перезагрузить. Отключить на время.

Я поднял руку, нацеливая импульс и в этот миг мой «Взгляд Орла», работавший на автопилоте даже в таких условиях, выдал последнюю вспышку информации. Я увидел в Ладе не монолит чужой воли, как я чувствовал раньше, а сложную ментальную конструкцию, вплетенную в ее естественное поле, как паразитическая сеть.

Ее ядро пульсировало в области солнечного сплетения. «Молот» снес бы все вместе с ней. Но был другой путь — «Санитар» — техника для точечного выжигания чужеродных внедрений. Риск колоссальный: одно неверное движение — и я сожгу ее.

«Молот» — это гарантированная тяжелейшая травма, «Санитар» — призрачный шанс сохранить ее целой и огромный риск.

Выбирай. Быстрее.

Я отпустил «Молот» и тут же сконцентрировался и сузил восприятие до одной точки — того самого чужеродного ядра. И сразу вошел в него холодным лучом «Санитара», нашел главную связующую нить — и пережег ее.

Призрачные тени дернулись и исчезли, серебристый свет в глазах Лады погас.

Она стояла, покачиваясь, ее руки, еще секунду назад излучавшие разрушение, повисли вдоль тела. И в ее потухших глазах медленно, мучительно вспыхнуло осознание.

Сработало. Я вернул ее.

Я выдохом сбросил огромное напряжение.

Она встретилась со мной взглядом.

— Ярослав… спасибо… — прошептала она. — Но он… они… не отпустят. Слишком сильны. Я… чувствую… они снова идут…

Она подняла руки и посмотрела на свои дрожащие пальцы.

— Я не дам… тебя убить…

Прежде чем я успел что-то сказать или сделать, она резко, с каким-то отчаянием прижала кончики пальцев к своим вискам. Я почувствовал мощный импульс, который она выпустила себе в голову, и тут же ее глаза закатились, тело обмякло, и она начала падать, как сломанная кукла.

Нет!

Адреналин выжег остатки боли. Я рванулся вперед, упал на колени, скользя по каменному полу.

Успел. Руки подхватили ее за плечи и голову за мгновение до глухого удара, который мог бы раскроить ее череп. Я опустил Ладу на пол, смягчив падение всем своим телом. Ее голова упала мне на колени.

Оценка. Пульс. Дыхание.

Два пальца к ее шее, под челюсть. Холодная, влажная кожа.

Ничего. Ни единой пульсации.

Прислушался ухом ко рту, положив ладонь на грудную клетку. Неподвижность. Полная тишина легких.

Остановка сердца. Клиническая смерть.

Восстановить кровообращение. Искусственное дыхание. Есть максимум 3–4 минуты, дальше необратимые изменения.

Я молниеносно расстегнул шнуровку на ее корсаже, освобождая грудную клетку. Запрокинул голову, открыл дыхательные пути. Два вдоха. Вижу, как ее грудь поднимается и опускается — воздух идет. Значит, проходимость есть.

Ладонь на грудину. Вторая поверх. Прямые руки. Глубина — пять сантиметров. Частота — сто — сто двадцать в минуту. Начал.

Раз. Два. Три.

Каждое сжатие отзывалось тупой болью в ребрах, но это ничего.

Четыре. Пять.

Время стало течь иначе. Каждую секунду я мысленно кричал, вкладывая в сжатия весь остаток своей воли: “Живи. Вернись. Борись”.

Двадцать девять. Тридцать. Пауза. Два выдоха в ее холодные губы.

Вижу, как поднимается грудь. Снова компрессии.

Шепот. Применяй.

Не прекращая ритм, я сфокусировал взгляд на ее бледном лице.

— Лада, — мой голос был хриплым, но ровным, как команда на поле боя. — Слушай мой голос. Это приказ. Дыши.

Я вложил в слова непреложный закон, волевую конструкцию “ДЫШИ!”.

Пятьдесят девять. Шестьдесят. Уже минута.

Ее клетки мозга уже начали умирать без кислорода. Я чувствовал, как время утекает, как песок сквозь пальцы.

— Твое тело слушается меня, — продолжал я, не сбиваясь с ритма. — Сердце бьется. Кровь течет. Легкие наполняются воздухом. Это приказ. Выполняй.

Я посылал «Шепот» с каждым сжатием, с каждым выдохом. Точечные, микроскопические импульсы, целящиеся в глубинные центры мозга, отвечающие за автономные функции.

Девяносто.

В глазах начало темнеть от собственного истощения. Руки горели, я все меньше и меньше чувствовал их. Живи! Дыши!

Она предпочла умереть, лишь бы не дать убить меня. Спасла меня. Лада, как же я ошибался насчет тебя!

— Я не разрешаю тебе уйти! — закричал я, и в моем голосе прорвалась неконтролируемая ярость. Ярость на себя, на ее предков, на этот проклятый мир. — Ты нужна! Вернись! Сейчас!

Я добавил к «Шепоту» всю мощь этой жизненной первобытной силы «ЖИВИ!».

Сто двадцать. Уже две минуты.

Руки двигались уже на автомате, по памяти. Сознание начало отключаться. Я видел только ее лицо. Бледное, прекрасное, безжизненное.

Все. Конец. Она умерла. Признай это.

Нет! Ты будешь жить! Будешь!

Три минуты. Невозвратное время для мозга.

Я уже почти не чувствовал своих рук. Только тупые удары в ее грудину.

И тогда под моей ладонью что-то дрогнуло. Слабый, едва уловимый толчок, похожий на трепет пойманной птицы.

Я замер, прервал цикл. Вложил все оставшиеся силы в последний, отчаянный «Шепот», сконцентрированный в одну точку в ее сознании: «ЖИВИ!»

Ее тело выгнулось в неестественной мучительной судороге, из горла вырвался хриплый стон. Глаза оставались закрытыми.

Секунда. Две. Три. Ничего.

Продолжай!

Я снова положил руки на ее грудную клетку, но тут она сама, без моей помощи, с трудом поднялась и опустилась. Потом еще раз. И еще.

Дыхание было поверхностным, прерывистым, но это было дыхание. Я мгновенно снова нашел пульс на шее. Слабый, нитевидный, аритмичный.

Жива.

Я откинулся назад, облокотившись на постамент с кварцевым древом. В глазах потемнело, в ушах зазвенело. Все тело тряслось от пережитого напряжения и истощения.

Она дышала. Сердце билось. Три минуты с небольшим. Граница. Обратимые изменения? Возможно. Но шанс, что обойдется есть.

Я сидел на холодном камне, слушая ее хриплое, но стабильное дыхание, и чувствовал, как ледяная пустота внутри меня медленно заполняется бездонной усталостью. Первая часть задачи выполнена. Она жива.

Но теперь началась вторая, не менее сложная: объяснить Гордею Багрецову, почему его дочь и новый зять пропали с собственной свадьбы на полчаса, и почему невеста сейчас лежит без сознания в родовом святилище с признаками мощнейшего ментального коллапса и клинической смерти.

А потом должен был начаться Обряд Кровного Союза, от которого у меня пока нет защиты. Время безжалостно истекало.

Нужно уходить. Я посмотрел на Ладу. Без сознания, холодная и неподвижная, как кукла. Ее